Слишком многое таилось там. Достаточно, чтобы я забеспокоилась.
То есть, ещё сильнее забеспокоилась.
Там жила тоска. Желание. Та странная боль, которая на-самом-деле-не-боль. Собственничество. Более неуловимые и более охраняемые от моего разума эмоции. Возможно, воспоминания. Я чувствовала, как он меня хочет… хочет почти безжалостно, ненадолго позволяет самому себе ощутить глубину этого желания. Я также ощущала там горе, которое могло оказаться сожалением.
У меня не было лучших слов для описания этого.
Все это теперь кажется мне таким неадекватным.
Блэк хотел от меня чего-то, лишь косвенно связанного с сексом. Его руки, его ладони, каждая часть его притягивали меня, прося о той вещи, которую он желал. Я чувствовала, как он отчаянно в этом нуждается. И в то же время я понимала, что он думал, будто никогда этого не получит.
Осознание этого в какой-то мере разбивало ему сердце.
Или, возможно, просто вызывало у него отрицание. Может, даже неприятие, хотя это неприятие не было нацелено на меня.
Я не знаю, как долго мы целовались.
Я даже не помню, как закончился поцелуй, и что мы делали после этого.
Съели завтрак, наверное. Поговорили.
Я знаю лишь, что картонный конверт оставался на полу, когда мы вышли из номера. Я знаю, что когда я вернулась на поиски его примерно через час, он исчез.
Но прежде всего, я знаю, что позднее в тот же день Блэк уехал.
Блэк уехал, и я не видела его ещё очень долго.
Глава 4
Февраль
3 месяца спустя, 19 часов вечера по тихоокеанскому времени, Сан-Франциско, Калифорния.
«Погоди секундочку, док…»
Там, где он находился, было уже поздно. Или рано, смотря как толковать.
Ранние утренние часы, как я предполагала. Может, всего несколько часов до рассвета.
Я одержимо отслеживала каждую деталь в поисках улик.
После его отъезда я недели потратила на попытки выяснить, где именно он находится, улавливая каждый намёк, который он мне давал, каждый проблеск его окружения, каждый ветерок присутствия или кадр зданий или людей, мимо или через которых он проходил.
Я все ещё уделяла внимание каждой промелькнувшей детали, какой бы незначительной она ни была.
Я наблюдала за ним на собраниях в комнатах с высокими потолками. Я наблюдала за ним на улицах, когда снежинки таяли, касаясь кожи его лица и губ. Я видела его на мостах, лежащим в кроватях, сидящим на диванах и в кожаных креслах. Я видела его в кофейнях, в ресторанах. Я видела его с другими людьми.
По крайней мере, пока что я не видела, чтобы он с кем-то трахался.
Он получал предложения. Много, много предложений.
Конечно, я понятия не имела, сколько он от меня скрывал.
Я знала, что сейчас он сидел на подоконнике в темной квартире, глядя на мощёную брусчаткой улицу. Я улавливала проблески осознания, пока он проверял, не наблюдает ли кто-нибудь ещё за данным участком темной дороги. Я чувствовала, как он ищет окна, используя свой разум, чтобы просканировать блуждающие мысли и присутствия. Я чувствовала низкое гудение его сознания на фоне, его попытки отвлечь меня, пока он сосредоточился на выкрашенной зелёной краской двери, пострадавшей от воды и ветра.
Однако он не мог полностью меня заблокировать. Не как раньше.
Что-то между нами изменилось.
Я понятия не имела, что это было.
Наши разумы переплелись таким образом, который я не могла объяснить самой себе — или ему, хотя я не пыталась сделать ни того, не другого. Я не говорила с ним об этом. Я не хотела, чтобы он знал, потому что подозревала, что он может найти другой способ отсечь меня.
Я чувствовала, как его сердце бьётся в его груди.
Я чувствовала, как он замедляет своё дыхание. Я видела облако пара, когда он выдохнул в открытое окно.
Было холодно. Снега не было, но холодно. Его пальцы в перчатках почти онемели.
Он сменил положение рук, прищурился, глядя через прицел на тёмную улицу. Ему дали время, в которое ему нужно было находиться здесь, в конкретном месте. Они были точны.
Даже сейчас, когда он проверил часы, замечая, какими точными они были, я ощутила, как он бегло задаётся вопросом — как они вообще могли знать, что ему нужно будет находиться в данном месте в данное время. Внизу в этом здании люди кололись героином и трахали проституток. Я ощутила, как эта мысль вызывает в нем рябь боли, и подавила собственную реакцию на это — чтобы не воспринимать это на свой счёт. Серьёзно, если на то пошло, это был хороший знак.