— Ничего страшного, — отмахивается Вадим привычным жестом. — Ерунда, — устраивается напротив, но в каждом движении читаю напряжение и нервозность. Сомнение укрепляется. Муж с напущенной беспечностью вновь мило улыбается. Кладет руки на стол, сцепляет ладони домиком: — Я уже сделал заказ. Твое любимое…
— Отлично, — бурчу, все еще всматриваясь в Вадима. Есть не хочется, но обидеть любимого не решаюсь. В поведении мужа сквозит неловкость, в серых глазах — нерешительность. Когда-то Ивакин казался невероятно красивым, а сейчас… Седые волосы тяжелой копной хоть и лежат волосинка к волосинке, но в них нет былого блеска. Морщины сильнее обычного врезаются в лоб, смешинки возле глаз и губ похожи на паутинки. Кожа бледноватая, с легким оттенком синевы, на щеках редкие красноватые полопавшиеся сосудики. Вадим старше меня на двенадцать лет. Это не пугает и даже не мешает в общении. Хотя начинаю замечать, что за последнее время муж физически сдает. Чаще нахожу его дома спящим или дремлющим перед телевизором. Он давно не ходит в спортзал, и все больше пьет лекарств.
В голове разрастается боль — беспокоит давно и довольно прилично. Либо мучительно тянущаяся, либо резкая, словно в виски иглы вонзают. Очертания мужа расплываются, краски сгущаются, и вскоре Вадима уже окутывает зеленоватая дымка-аура. Смаргиваю — галлюцинация не проходит.
Черт! Забыла принять лекарство! Еще в машине надо было, когда видение женщины померещилось. Суетливо вытаскиваю, прописанные Антоном Николаевичем таблетки из сумочки. Выдавливаю круглую пилюлю и запиваю водой, услужливо протянутую мужем.
— Опять боли? — хмурится Вадим, глаза, цвета плаксивого неба, подозрительно сужаются.
Нехотя киваю. Ивакин сжимает губы в трубочку и сразу же растягивает в узкую полосу. Так! Знакомое выражение лица. Муж очень недоволен. Мило улыбаюсь:
— Все отлично, просто устала, — бережно глажу его руку. Не хватает, чтобы он распереживался. Ему нельзя. Я как на иголках после его сердечного приступа, с которым недавно загремел в больницу. Не дай бог повторится! — Сейчас отпустит, — заверяю спешно.
Ища поддержки, бросаю взгляд на друга. Всегда подтянутый точно не адвокат, а спортсмен, Константин выглядит без сомненья лучше мужа. Смоляные волосы, хоть и редкие, но всегда зачесаны и в геле. Цепкие почти черные глаза, кажется, не упускают ничего — ни единой мелочи. Удлиненный, зауженный аристократический нос и жесткая полоса рта, придают лицу строгости и некоего величия. В нем ощущается лоск и не наигранная интеллигентность. Зачастую, не скажешь, о чем реально думает — он из тех, кто оставляет бурные эмоции за маской непринужденного собеседника и часто улыбается одними губами. При этом очень живой на язык, а когда собирается тесная компания лишь близких знакомых, в хохмах, язвах, шпильках Мичурина не перещеголять. Только потом осознаешь: по сути, разговаривали ни о чем.
Костик будто слышит немую просьбу:
— Вадим, — привычной манерой чуть поднимает уголки губ в подобие улыбки. — Андрею работу не добавляй. Лучше не затягивай разговор с Витой и домой — отдыхать.
Вот теперь не на шутку беспокоюсь:
— Мальчики, — облокачиваюсь на стол, — вы меня специально волнуете? Что за недомолвки?.. — осекаюсь, официант как тень, расставляет наш заказ и только уходит, продолжаю: — Вадим, — голос выдает волнение, — что случилось?
— Витусь, — бубнит под нос муж и медленно ковыряется в тарелке с салатом, — может, сначала поедим?
— Издеваешься? — тихо негодую.
Вадим с небольшой заминкой и явным нежеланием кивает Константину. Мичурин деловито выуживает из бизнес-чемодана, с которым, по-моему, никогда не расстается, папку. Протягивает мне.
Руки подрагивают, в сердце колет — отодвигаю квадратную тарелочку с овощными суши и открываю документы.
«Завещание» — бросается в глаза верхняя надпись.
Кошусь на мужа. Серьезен, даже скорее, печален. Промачивает салфеткой губы и пригубляет воды. Перевожу взгляд на Костика — откинувшись на спинку стула, потягивает вино. Вновь уставляюсь на документ.
Завещание
Город Санкт-Петербург
Одиннадцатое марта две тысячи тринадцатого года
Я, Ивакин Вадим Алексеевич, 1971 г.р., проживающий в городе Санкт-Петербурге, по улице Художников, в д. восемьдесят семь, квартира четыре, находясь в здравом уме и ясной памяти, настоящим завещанием делаю следующее распоряжение:
1. Все мое имущество, какое ко дню моей смерти окажется мне принадлежащим, в чем бы таковое ни заключалось и где бы ни находилось, завещаю моей жене, Ивакиной Вите Михайловне.