— Вероятно, новое веяние, — подыгрывает друг и заговорщицки подмигивает: — Как в свое время Каббала, йога, вампиры, секты, оплодотворение из пробирки…
— Кхм… — морщусь. — Главное, не заразиться.
Вейти Лаурьер заканчивает песню и под дружный шквал аплодисментов спускается в зал. Ее тотчас окружают восторженные зрители, но «насесть» на диву не позволяю секьюрити — высокие, широкоплечие охранники. Берут в кольцо и если подпускают, то только по одному — певица раздает автографы.
Мой телефон, сиротливо ютившийся на столе, настойчиво помигав неоновой подсветкой и слегка провибрировав несколько раз, утихает — получено сообщение. Нехотя беру. Незнакомый абонент… Сердце принимается отбивать неровную чечетку, пальцы не слушаются нажимая «читать».
«Сука, пока есть время, развлекайся — все равно тебя настигнет кара. Сдохнешь, как и родители!»
Нервно сбрасываю сообщение и на ватных ногах встаю. В голове точно набат колоколов, на горле удавка. От волнения едва сознание не теряю. Срочно в номер! Там лекарство, успокоительное! Принять и все обдумать уже с холодной расчетливостью.
— Простите, — голос предательски дрожит. Невидящим взором обвожу зал, пытаясь усмотреть злодея — он здесь, а если нет, то, как узнал, что я… развлекаюсь?! Взгляд ни за кого не цепляется. — Вечер был великолепен, — бубню в никуда, — но я устала. Мне нужно в номер. Всего наилучшего! Дмитрий, — отчужденно киваю Дегтереву, но его не вижу — перед глазами пелена. — Юрий Агапович, Костя…
Не дожидаясь ответа, иду на выход, судорожно сжимая телефон. В висках, будто дятел, колотящий клювом дерево. Маньяк!.. Опять достал!
Как назло, желающие получить автограф перемещаются к дверям. Даже не смотря на воспитание, в такие минуты народ больше смахивает на обычную беснующуюся толпу. Суетятся, волнуются. Проталкиваюсь и на ходу извиняюсь:
— Пропусти… Будьте добры… Дайте пройти… Простите…
Сборище уплотняется — раздражаюсь, но безжалостные руки, больно стиснувшие мои плечи, усмиряют пыл:
— Не прощу!.. — рокочет бас над ухом.
Испуганно вскидываю голову — надо мной возвышается бугай с суровым лицом. Скорее мужественным, чем красивым, а еще скорее, пугающе завораживающим. От мужчины исходит ощущение грубой энергии, перед которой трудно устоять. Устрашает, подавляет мощью, производит сильное, неизгладимое впечатление. Брюнет лет сорока пяти с аккуратной стрижкой. Бакенбарды переходят в легкую небритость. В ухе нечто похожее на крохотный наушник, что толкает на мысль — мужчина — секьюрити.
Высокий лоб прорезают три вертикальные морщины. Темные густые брови хмуро сдвинуты к переносице. Глубоко посаженные крупные бархатно-зеленые глаза недобро поблескивают. Крылья чуть искривленного крупного носа грозно трепещут. Губы сжаты в узкую полосу, отчего резко очерченный подбородок, совсем нагло выпирает. Признаться, гадко, но я точно загипнотизированная не могу отвести взгляда. Мужчина смотрит прямо, пристально, испепеляющее и это не нравится… Однозначно, категорически. Морозит до гусиной кожи.
— За автографом в очередь, — чеканит верзила, буравя… Ужас! Травяные глаза заливаются чернотой. Она расползается во всю глазницу, точно у демонов в фильмах. Неудобная заминка смущает окончательно.
— Он мне не нужен, — выдавливаю жалобно, придя в себя.
Только сейчас понимаю, что не дышу все это время. Лучше бы и дальше не дышала. Глупость, конечно, но как же зря глотаю воздуха. Легкие будто заполняются наркотиком. Знакомым до боли и щемящей нежности. Таким мощным, что мозг отключается — точно ухаю в безбрежный океан счастья, давно потерянного, но внезапно обретенного. Ноги и без того не держат, а резковатый аромат парфюма и мужского терпкого пота погружает в новую стадию онемения — по телу пробегает разряд. Едва не падаю в объятия грубого секьюрити. Смешинки украшают его бездонные глаза, губы чуть смягчаются, уголок криво ползет вверх.
Черт! Неужели догадался, что из-за непонятной реакции на него нахожусь в ступоре?!. От самодовольной надменности зверею:
— Или чтобы выйти из зала и подняться в номер, мне тоже в очередь встать?
Мужчина изучает до неприличия долго. Точно оценивает, примеряет, сравнивает:
— В свой — нет, а вот в мой — да…
— Хам! — шикаю возмущенно, намереваясь ударить, но пощечины не случается. Даже пикнуть не успеваю — верзила без особых усилий перехватывает руку возле своего лица и, заломив мне за спину, рывком подтягивает меня к себе настолько близко, что утыкаюсь носом в широченную грудь. Ощущаю пьянящий аромат, снова дурею.