Мой водитель ловко управляет авто — перестраивается, точно в шахматы играет, женский голос из навигатора навязчиво вещает:
— Через двести метров сверните налево. Через сто восемьдесят метров сверните налево. — И плевать, что авто на третьей центральной полосе.
Шофер уверенно поглядывает в зеркала, занимает пустующее место, целенаправленно приближаясь к повороту.
Закрываю глаза и погружаюсь в раздумья. Слишком много всего произошло за два дня. Новые угрозы, налоговая, завещание, недуг мужа, поездка в Москву, подписание договора, встречи… Наглые секьюрити… Подарки от Ивакина… Как бы не чокнуться и так всякое мерещится. Точно! Совсем забыла. Чуть помедлив, распахиваю сумочку и выуживаю зеркальце — презент мужа. Осторожно открываю, и не сразу решаюсь глянуть — так боязно. Кручу в руках, несмело гляжусь.
Отражение мое… слегка напуганное. Всматриваюсь — вроде никого больше нет. Вот и отлично! Захлопываю и убираю — пусть лежит в сумочке. Машина плавно сворачивает на очередном повороте, водитель тормозит:
— Приехали!
Расплачиваюсь:
— Подождите здесь. Я не больше часа, а потом обратно.
Шофер кивает и выходит из авто. Услужливо распахивает передо мной дверцу.
— Спасибо! — бросаю, рассматривая стандартную пятиэтажку в народе прозванную хрущевкой. Серо-желтую, облицованную мелкой плиткой. Поднимаюсь на крыльцо, набираю на кодовой панели тринадцать. Мелодичная трель довольно долго сигналит — даже подкрадывается ощущение: никого, как вдруг неровно пропев, согласно пиликает: входите. Дверь поддается легко. Всегда считала, что на каблуках могу даже бегать, но подъем на четвертый этаж ощутителен для ног. Дверь нужной квартиры приоткрыта, но, секунду помедлив, благовоспитанно стучу — молчание. Стучу настойчивей — тишина. Кхм… Что ж, не тарабанить же! Берусь за ручку и чуть сильнее распахиваю дверь — она мерзко скрипит в ответ, отворяется. В нос бьет сладковатый запах паленого сухостоя, а точнее, марихуаны. Морщусь и несмело ступаю внутрь:
— Здравствуйте, — робко заглядываю. — Мы договаривались на сегодня.
Света нет — только уличное. Дощатый пол, как и дверь, поскрипывает. От каждого шага по коже высыпает морозец — за мной следует тень, но так жутко странно, что непроизвольно вздрагиваю, только останавливаюсь осмотреться. Обои длинного коридора обшарканы, местами обвисают. У первой комнаты нет двери, пожалуй, также, как и у кухни. Она ближе. Заглядываю и повышаю голос:
— Иннокентий Никифорович!
Зеленоватая краска на стенах облуплена. На полу — местами вздыблена, местами смыта. Некогда побеленный потолок пожелтел. Мебель — старая, полки — сломаны, дверцы частично отсутствуют. Почерневший от копоти чайник-свисток на грязной газовой плите. По соседству, на ближайшей конфорке, сковородка с жареной картошкой, неизвестно какой давности.
Запах — убойный, будто на мусорку пришла. Неудивительно! Она самая притаилась возле мойки, вернее, от пола до мойки. В проржавевшей раковине гора посуды. У другой стены прямоугольный стол с едой: разбросаны куски хлеба, на краю надкусанный бутерброд, на блюдце порезанный, квелый помидор и огурец, тарелка с засохшей селедкой и луком в остатках масла. По обеим сторонам обеденного стола табуреты.
Холодильник… Боже! Такие еще существуют?!. С выцветшей молочной краской и гордым названием «Днепр». Смешно ли, раритет сейчас, конечно, в моде, к тому же в давние времена умели делать на века, но чтобы на такие?!. Ведь стоит агрегат, и даже звуки издает- гудит, вибрирует…
Вдалеке раздается приглушенный мужской голос и поспешный топот. Возвращаюсь в коридор. Чуть дальше со стуком отворяется дверь, из комнатки стремительно выходит невысокий, крепкий мужчина в костюме цвета мокрого асфальта и светлой сорочке. Редкие волосы растрепаны, оголяют залысину на макушке. Голову вжимает в плечи, сутулится, благодарно часто-часто кланяется. Маленькие темные глаза-бусины встревожено бегают, на лбу выступает испарина. Тонкие губы открываются, но звуков не слышно. Ни разу не оглянувшись, а меня словно и не заметив, мужчина скрывается за порогом квартиры, осторожно затворив за собой дверь.
— Жду! — вспугивает меня чуть хрипловатый мужской голос, знакомый до ужаса и омерзительный до неистового трепетания сердца. Вздрагиваю, оборачиваюсь к таинственной дальней комнате — хозяина до сих пор не видно. Ведьмак цену набивает, страху нагоняет? Не хотелось бы признаваться, но получается. Мурашки, поспевая за гусиной кожей, бегут по телу. Ноги не слушаются, едва переставляю. Чей же это голос?.. Где слышала?.. Мысли прерывает очередной чуть грубоватый рык: