– Да я помню, помню, – сказал Ремус, сглотнув и едва заметно облизав губы. – А что ты хотела о них узнать? Умерли они все.
– Как умерли? Что с ними происходило перед смертью? Все ли замены сейчас есть на небесах? – посыпались вопросы.
– С чего ты вообще ими заинтересовалась? – спросил гость, стараясь не дрожать.
– Лесия подкинула интересный вопрос. Так что? Всех вы заменили?
– Всех, только Эмиль умер сам. Его как в кандалы посадили, так он всё ныл, что мы его сил лишили, инвалидом сделали. Ещё орал. Хуже всех перенёс заключение. Уже Кубера с Махом на него покрикивать начали. Кстати, из всех только место Эмиля и осталось пустым.
– Напомни-ка…
– Усердие, – понял бог смерти с полуслова. – Девчонка, которая Сару заменила, тоже недолго продержалась, но буквально недавно на её место новая пришла. Посмотрим, выдержит ли.
– Что же у нас все богини рек такие нежные, как Сарсванти? – задала риторический вопрос Фрея, глянув в окно.
Бог смерти, почувствовав себя немного увереннее, наконец, сообразил, что она всё ещё держит его.
– Не против? – спросил он, высвобождаясь. – Чай неудобно пить.
– Нет, прости, – засуетилась хозяйка, сразу не зная, куда деть руки – поправила причёску, воротник, рукава. – Я просто соскучилась, не задумалась даже.
Или пульс прощупывала.
Ремус вздохнул, стараясь успокоиться. Такая показательная доброжелательность казалась ему подозрительной, особенно после того, как Лесия жаловалась совсем на другой приём. Бог смерти ещё раз вздохнул. Просто поверить. В конце концов, Фрея его ни разу не подставляла. Ещё. Но без доверия даже начинать не следует.
22
В шутке Ремуса про перенос кладовки в гостиную оказалось очень много правды. Лесия предложила гостям войти и запустила к себе после стука, но за десятками рам, расставленных по всем углам, бог и тень смерти не смогли обнаружить хозяйку. Картины заполнили всё, оставили только небольшой коридорчик, который то и дело становился таким узким, что впору перемещаться, а не проходить.
– А что происходит? – заинтересованно уточнил Натан, оглядывая полотна. Яркие живые пейзажи и чопорные тёмные портреты, гибкий текучий и острый раздробленный сюрреализм, степенные натюрморты – чего только не нашлось среди работ Лесии.
– У Лесии шило в одном месте на пару с ностальгией, и она решила организовать выставку, – недовольно проворчал Ремус.
На первый взгляд могло показаться, что он не одобряет инициативу богини. На второй – что приходится врать. И только сам бог смерти знал, что больше всего ему не нравится опасная игра, задуманная подругой. На кой чёрт ставить Тьера в известность о своих планах? Хорошо хоть через Натана, а не лично. Все возражения и просьбы поосторожничать разбились о железную уверенность Лесии, Ремусу пришлось сдаться и махнуть рукой. Плела интриги богиня удачи так, словно это её стихия. Женщина, что с неё взять.
– Увлекательная идея! – похвалил Натан, когда богиня всё же предстала перед ними запыхавшаяся, в пыли и с растрепавшейся причёской. – У меня тоже много работ собралось. Конечно, меньше, чем у тебя, но есть, что показать. Возьмёшь меня под своё крыло?
Ремус уже раскрыл рот, судорожно придумывая отговорку. Вот только шпиона Тьера им под боком не хватало! Но Лесия, не моргнув глазом, неожиданно решила:
– Почему бы и нет, вдвоём веселее!
Ремус закатил глаза, пока Натан его не видел. Лесия не просто умела плести интриги, а занималась этим буквально на пустом месте. Ладно, пусть сама решает – бог смерти не полезет. Всё равно её планы не угадать, а лишним неудачным словом можно довести до бешенства. Лесия ненавидела, когда ей мешали. А у Ремуса есть другое занятие – с мором Фрея подкинула не простую задачку.
– Что я хочу сделать, – воодушевлённо рассказывала богиня удачи, пробираясь вместе с Натаном в центр комнаты. – Мы выберем лучшие картины разных жанров и разделим их на разные выставки! В одном городе вывесим только портреты, в другом – пейзажи, в третьем – марину.
– Может лучше немного разнообразить? По эпохам, скажем?
– Неплохая мысль, но как я определю, какой эпохи море писала? – Лесия развела руками и тут же стала перебирать картины.
Снимала с них сероватые от давней пыли полотнища, придирчиво рассматривала изображения. Ремус наблюдал молча, иногда помогая двигать тяжёлые рамы; Натан, напротив, комментировал каждую картину. Высказаться старался объективно, не страшась ворчания богини и долгих споров об искусстве. На какие-то замечания Лесия только кивала, но зато за другие работы вступалась с остервенением как за любимое дитя. Бог смерти времени не заметил, но, казалось, они провозились тут уже половину суток. Художники усталости не чувствовали, только распаляясь, Ремус же едва не задремал стоя – любого можно вымотать, особенно скукой.