Выбрать главу

Взглянув на Блэка в этот раз, я увидела, что он наблюдает за мной.

Я видела в его взгляде любовь, но вместе с тем свирепость, которую мне сейчас очень нужно было увидеть.

Я всё ещё смотрела на него, когда он один раз кивнул.

Всматриваясь в моё лицо — в этот раз в поисках понимания — он расслабился лишь тогда, когда увидел, что я понимаю. Он встретился со мной взглядом и ответил кривоватой улыбкой, изогнув свои почти идеальные губы.

Что-то в этом выражении сказало мне всё, что мне нужно было знать.

Не только про его абсолютную решимость помочь мне с поисками Ника, даже если придётся перевернуть всю Землю вверх дном, даже если это положит конец шаткому перемирию с вампирами, даже если это опять развяжет войну с ними или открытый конфликт с моим дядей — то, что я видела в его глазах, не сводилось к этому. Хотя и это там присутствовало.

Я чувствовала, что он целиком и полностью со мной.

Я чувствовала, что он целиком и полностью на моей стороне, в этом и во всём остальном.

Я чувствовала, что мы вместе.

Это такое странное ощущение, учитывая, какой одинокой я ощущала себя большую часть своей жизни. Я осознала, что мой разум делает небольшую паузу, поражаясь этой простой правде. Я помедлила настолько, чтобы по-настоящему увидеть это, признать, принять в качестве своей новой реальности.

Это действительно то, чем кажется. Всё то, что он говорил мне бог знает сколько недель, месяцев, лет — это всерьёз. Вот ради чего всё это нужно.

Теперь мы с ним действительно едины.

Мы действительно одна команда.

«И я», — прошептал Корек.

Его присутствие пробежалось по мне замысловатой рябью.

Удивительно, но это тоже меня не беспокоило, хотя и ощущалось странно. И всё же, вопреки Кореку, вопреки Нику, вопреки тем мёртвым телам в вулкане, вопреки всему, что случилось с Блэком, пока мы были там, вопреки всему…

Когда я подняла взгляд и увидела, что Блэк улыбается мне, я осознала, что улыбаюсь в ответ.

Эпилог

Лица смерти

Ник старался открыть глаза.

Он не мог. Он не мог их открыть.

Он не мог пошевелить ни одной частью своего тела, даже дёрнуть уголком губ или мускулом под кожей.

Тошнота омывала его в сочетании с болью столь сильной, что он не мог её вынести, не мог думать. Болели его кости, его кожа, зубы, скальп, челюсти, пальцы, суставы, мышцы руки и ног, ступни. Даже его член болел.

Каждая часть его тела болела, но каким-то образом это не смешивалось в единую неописуемую боль.

Она не приходила волнами.

Скорее, она была постоянной, не унимающейся, до безумия конкретной. Он мог почувствовать каждую болевшую часть дела в отдельности, индивидуально, как независимую специфическую разновидность дискомфорта или откровенной агонии. Сосредоточенность на одной боли не уменьшала другие ощущения. Сосредоточенность на одной боли не отвлекала его от происходящего с другими частями его тела.

Он был не один.

Осведомлённость об окружении не меркла на фоне боли.

Он определённо был не один в этой комнате.

Он не понимал, откуда ему это известно. Он ничего не слышал.

Ну, нет… нет, это неправда.

Он слышал разное.

Он много чего слышал.

Осознание того, как много он слышал, на мгновение отвлекло его от не-пустоты комнаты, хоть и не преуспело в отвлечении его от боли. Это вовсе не уняло боль, но сосредоточило его разум как лазер, направив на другую часть горизонта.

То, сколько всего он слышал, сбивало с толку. А ещё это заставляло его член болеть, но уже не так, как раньше.

Слабый ветерок коснулся стекла справа от него, чуть выше места, где он лежал.

Ник прислушивался к продвижению ветра, пока тот легонько пробегал мимо окна, как беглое прикосновение пальцев. Он услышал дрожь стекла, лёгкую вибрацию в деревянной раме.

Он отвлёкся от окна, когда кто-то смыл в унитазе на несколько этажей выше него, и вода лениво хлынула в чашу перед тем, как её засосало в трубу. Он слышал, как мужчина вышел из туалета (откуда он знал, что это мужчина?), прислушался к скрипу старых деревянных половиц, скрипу линолеума под поношенными кожаными туфлями.

Здание было старым. Высокие потолки.

Он находился в городе, но не в том, который хорошо знал.

Никакие из запахов не казались теми самыми.

Он слышал телевизор, работавший в комнате другой квартиры, и на несколько секунд сосредоточился на нём, слушая, как молодая пара тихо переговаривается на скрипучем диване. Французы? Итальянцы? Они говорили по-французски. В соседней квартире другая молодая женщина смеялась, разговаривая по телефону, лениво кружа по кухне босиком и разговаривая с кем-то также по-французски, но с другим акцентом.

Он услышал, как кто-то пустил воду в кухонную раковину в той же квартире, расслышал бормотание, тоже не на английском, а затем шорох рук, вытираемых о полотенце.

Ник сосредоточил своё внимание за пределами здания.

Он тут же услышал уличное движение в таких деталях, что буквально представлял себе разные машины. Он наблюдал, как они проезжают мимо — лимузины, седаны, мотоциклы, грузовики, автобусы, велосипеды, фургоны. Он слышал более отдалённые человеческие голоса, говорившие в основном по-французски, музыку в близлежащих витринах и ресторанах. Он слышал звуки соприкасавшегося стекла и металла, звуки стекла и дерева, отдалённые глотки — кто-то пил жидкость безо льда, скорее всего, пиво.

Чем больше он фокусировался на отдельном скоплении звуков, тем больше он слышал.

Однако в этой комнате — ничего.

Он даже не слышал дыхания.

И всё же он знал, что он не один.

С трудом сделав усилие, он постарался открыть глаза.

Он постарался пошевелиться, сделать глубокий вдох.

Однако он не мог вдохнуть. Он не мог дышать.

Прежде чем он успел уложить это в голове, его груди коснулась рука.

Он даже не осознавал, что пытается встать, пока рука не заставила его аккуратно опуститься на матрас. Он должен был встревожиться из-за этой руки, присутствия кого-то другого, из-за сдерживания, из-за своего незнания, кто это был.

Вместо страха он ощутил злость.

Чем дольше эта рука поглаживала его грудь, тем сильнее в нём нарастала злость.

И всё же он изучал издалека, ощущая ту ненасытную ожесточённую злобу, замечая, что от неё сложно отстраниться, даже когда он смотрел на неё почти бесстрастно. Он всё ещё плавал в этой ярости, когда тот, кто касался его груди, издал звук, который Ник меньше всего ожидал услышать.

Он… усмехнулся.

Это определённо был кто-то мужского пола.

Ник знал это по руке. Он знал это, но он не ассоциировал ладонь с конкретным полом, пока не вынужден был сформировать соответствующее предложение в уме.

Но маскулинность — это лишь одна деталь.

Ник знал этот голос.

Он узнал его ещё до того, как тот произнёс полноценные слова.

— Боже, боже, — произнёс он. — Полагаю, мы действительно делаем это. Полагаю, мы действительно просыпаемся, да? Ну разве ты не маленький торопыжка?

Ник подавлял недоумение вместе со спутанной массой чувств, которые пробудили в нём эти слова. В голосе мужчины звучала привязанность, веселье, мягкость, которой Ник никогда от него не слышал. Ник услышал, как вампир повернул голову, обращаясь к кому-то другому в комнате.

— Посмотри на него. Ну разве он не великолепен? Совершенно прекрасен.

Ник ощутил, как воздух над его телом сместился. Не понимая, откуда он это знает, он осознал, что смещение воздуха вызвано женщиной. Он знал, что теперь она стояла над ним, глядя на него сверху вниз.

— Прекрасен, — выдохнул Брик, снова глядя на него. — Он прекрасен. Посмотри на него. Он готов мне голову оторвать просто за то, что я к нему прикасаюсь.

Кто бы ни находился здесь с ним, они не ответили.

Ник постарался пошевелиться.

И вновь потерпел неудачу.

— Ну же, ну же, Наоко, — шутливо пожурил его Брик, вновь принимаясь поглаживать его грудь. — Мы дадим тебе массу причин бороться, не бойся. Просто отдохни ещё немножко. Мы возьмём тебя повеселиться, как только ты будешь в состоянии.