Через 10 минут ко мне в комнату постучали.
«Заходите» – ответила я. В дверях появилась Марина. Я стояла перед зеркалом в простом платье из одной только грубой коричневой ткани, плохо сшитой в некоторых местах, но зато каким оно было!
– Вам очень идёт, – заметила Марина.
– Спасибо, это единственное приближённое к 19 веку, что я нашла среди лжи и выдумок.
Она засмеялась.
– Как будто Вы там жили.
Жила.
– Достаточно чувствовать. Вы любите музеи?
– Больше собственного имени.
Я усмехнулась.
– Не стала бы я разбрасываться такими громкими выражениями, – я, наконец, посмотрела на неё, – как Вы тут оказались?
– Совершенно случайно, – нравилась мне эта господская манера нашего общения, – буквально мимо проходила, как угораздило заглянуть к Алисе. Она почти что выловила меня на улице, – ответила она, будто сожалея. Было из-за чего.
– Не знала, что у Алисы есть молодой человек.
Марина фыркнула.
– Вы слишком к ним добры, – я засмеялась. – Чего смешного?
– Вы! Вы так забавны и снисходительны к людям!
Она оторопела.
– Вы не поняли меня.
– Ах, Марина! Вы так помешаны на прошедшем, что не можете привыкнуть к новым законам! Жизнь меняется, как не печально, а мы остаёмся.
Человек, смогший окунуться в мир, рассказываемый авторами…
…и захлебнулся.
– Вы меня пугаете, – отмахнулась она. – Алиса сказала, что у Вас новый преподаватель.
– Ага, – я цепляла серьги из эпоксидной смолы и сухих листьев. – Интереснейший человек.
– В университете у нас был молодой препод, все так старались ему угодить, что ночами не спали, как учились.
Я усмехнулась.
– Не та группа, чтобы из кожи вон лезть ради препода. Не тот препод, наверное. Хотя, он учёный, вроде как, – и пожала плечами.
Она хмыкнула, опираясь о столешницу и смотря куда-то вниз. Она выглядела куда более тревожной, чем при первой нашей встрече, это не могло не напрячь.
– Вы чем-то обеспокоены?
– Волхвами, – ответила она не своим голосом, и больше ничего не сказала.
Я сидела около единственной лампы, освещающей комнату тёплым рассеянным светом, в буром платье, с кулоном и серьгами в ушах, смотря на сосредоточенное и от усталости туманное лицо Марины. Ей совсем не подходило это имя.
– Наверное, я Вас порядочно отвлекла? – вдруг опомнилась она.
– Нет, нисколько, – будто бы наспех ответила я.
Она задумалась снова.
Я взяла из стопки на столе книгу, что первое попалось, и стала читать про строение человеческого мозга. Читать чисто для вида было тяжело, но я старалась не глазеть и не отвлекать ее, было видно, что она очень глубоко погружена в свои мысли, потом стала коротко и отрывисто дергать указательном пальцем, как-то нервозно, даже не замечая.
В какой-то момент, когда я уже перестала о ней думать, она резко подняла голову, взглядывая на часы напротив кровати, и, так естественно, что поразительно, удивленно вскинула брови и сообщила без особых восклицаний: «надо же, так поздно. Подумать только, вечера летят так стремительно».
«Вас ждут дома?» – зачем-то спросила я.
– Ждут, – кивая, – я живу не одна, об этом не беспокойтесь, меня есть кому контролировать.
Это звучало сначала даже как-то обнадеживающе, она не улыбнулась, но в голосе чувствовалось тепло, а потом резкий прокол – шумные мысли сливались в одну, в несколько, в десятки! Порождали яркие картины!.. мое сердце забилось чаще. Почему она это сказала? Что она хотела этим сказать? Что она мне такое рассказала, разъяснив все одной фразой? Была бы я человеком, могла бы понять.
– Знаете, это так хорошо, когда можно обдумать все в простой тишине, на фоне молчания, – не дав руке коснуться ручки, вдруг заявила она.
На вкус прозвучало как благодарность. Она вышла, подхватывая сумку с кухонного стула, немного щурясь от света кухни. Алиса доедала суши, уткнувшись в телефон.
– Энн, проводишь Марину?
Никто ей не ответил.
– И все-таки, – придерживая дверь, остановилась я, – составьте мне компанию на музейной выставке, – ее прекрасное лицо озарилось улыбкой. Да. Она получила признание. Она получила то, чего хотела. Но очень скромно, боясь. Боясь быть отверженной и съеденной.