Клаудия не была действительно красивой, по меньшей мере, она не располагала тем видом, который выдержал бы демократическое голосование. «Без выдающейся красоты», как то необдуманно сказал ей Вайгерт, что стоило ему не-скольких дней наказания в форме его игнорирования. Такие уж они, женщины.
У нее были гладкие, коричневые волосы, которые покрывали своей длиной также часть ее спины. Ее лицо было таким, что обозначили бы, пожалуй, как «милое», например, в том смысле, как это пробуждает инстинкты защитника у мужчин. Она была скорее маленькой, что никак не мешало, однако, ее поистине поражающему воздействию на людей. Ее фигура передвигалась где-то в широкой серой зоне между стройной и пухлой. Иногда она изводила себя строгими голодовками, но потом опять беспрепятственно наслаждалась кулинарными изысканностями.
Три дня семинара прошли. Ганс Вайгерт и Клаудия Аполлонио получили массу удовольствия. От предложенных знаний они получили мало. Когда их профессор как раз был готов проникнуть в глубины монетаризма, она пригласила его посетить ее в одни из наступающих выходных в Боцене. Вайгерту хватило дерзости позвонить своему другу Филлигеру и пригласить его туда же. «Никаких проблем», сказала она, и трое навеселились превосходно. С тех пор Вайгерт мог понимать, что она, использовавшая каждые выходные, чтобы ехать из Болоньи в Боцен, находила в этом маленьком городке.
«Кровь как раз гуще, чем вода», однажды сказала Клаудия и вместе с тем вы-разила одно из своих видимых противоречий, которые делали ее такой интересной. Собственно, она была космополитом: Она выросла в конгломерате из немецкой и итальянской культуры. Несмотря на ее итальянское имя, родители ее были немцами. Она была одной из пяти их детей. Она несколько семестров училась в США и позже жила один год в Лондоне. Она охотно и много путешествовала, что позволяло ей уже с ранней молодежи значительное состояние ее отца.
Когда Вайгерт однажды во время одного из своих многочисленных посещений в Боцене заговорил о том, к чему она себя относит, она улыбнулась: «Немка по-немецки и итальянка по-итальянски», ответила она. Убежденная антифашистка и открытая левая, она не знала недвусмысленности, если речь шла о ее самых глубоких чувствах. Каждый год, в День Сердца Господня, она маршировала на лыжах к большим кострам. Все это, однако, не мешало ей иметь многочисленных итальянских друзей. Такой она была, и Вайгерту это нравилось.
- Еще круассан, мой дорогой? У тебя было лишь два. Все же, обычно ты не встаешь, прежде чем не проглотишь целых пять.
Ответ не давался Вайгерту тяжело, в конце концов, он едва ли что-то ел за последние два дня.
- Что ты хочешь делать теперь?
Клаудия засунула в печку новую партию булочек. Вайгерт глотнул свой эспрессо. Вчера, когда он приехал к ней, он рассказал всю историю во всех подробностях. Он знал, что мог слепо довериться ей. Даже если они объявили его во всеобщий розыск, она все равно бы ничего не выболтала. Ганс или полиция, решение давалось ей исключительно легко. Кроме того, она сама была журналисткой. После ее пребывания в Лондоне она оказалась на частной радиостанции в Боцене. Ей тоже показалось, что из этого могла бы теперь получиться серьезная история.
- Ну, сначала я должен, наконец, позвонить Петеру, и убедить его в том, чтобы он позаботился о компакт-дисках. И потом я должен, пожалуй, объясниться пе-ред Хилльгрубером. Он всегда заботился обо мне и теперь будет очень разочарован.
Решение принято: он просто обязан был продолжать. События приняли это решение вместо него.
- Они будут искать тебя, Ганс. И это только вопрос времени, пока они при поисках не выйдут на меня.
Клаудия смотрела задумчиво, когда клала два следующих круассана ему на тарелку. Естественно, он тут же проглотил их. Но что ему уже осталось?
- Ты знаешь наш дом, наверху на горе. Лучше всего, если ты останешься там. Если прибудут легавые с ордером на обыск, то они, вероятно, будут иметь в виду только мою квартиру. Дом официально принадлежит моим родителям. Я по-дозреваю, что ты хочешь продолжить. Или я ошибаюсь?
- Нет, ты не ошибаешься. Да и что мне еще остается?
- Тогда хорошо. Только не сдавайся. Мы предпримем ряд предосторожностей. Джузеппе купит переносной телефон на свое имя, если легавые додумаются следить за моими звонками. Пока ты сидишь наверху на горе, я здесь внизу по-стараюсь добраться до всего необходимого материала. Мы должны узнать все о Фолькере и Гринспэне и не забывать этого француза. Между тем ты, бедный мальчик, будешь спокойно сидеть там наверху, и обрабатывать материал, который я притащу.
Она сразу подумала обо всем. Сидеть, сложа руки – это не в ее стиле. Лучше делать хоть что-то, чем избегать, таков был ее девиз.
- Я возьму себе для этого несколько недель отпуска. Таким образом, я смогу посвятить себя только этой истории. Я думаю, это, в любом случае, будет интереснее, чем сообщать о заседаниях совета общины и праздниках пожарной команды.
Двое вместо одного, это сделало бы работу значительно проще, кроме того, где он был ограничен в данный момент в его свободе передвижений. Если бы еще приехал Филлигер, они были бы втроем. Клаудия очень любила Петера. Она только не понимала, почему он хотел эмигрировать в Норвегию.
Вот это была бы действительно непобедимая группа, подумал Вайгерт. Клаудия была бы ее душой, которая приводила в действие и стимулировала бы других; Петер – человеком для грубых дел, который, так сказать, не боялся бы также опасных ситуаций, ее тело; и он, Вайгерт, был бы ее духом, который анализировал бы сведения, оценивал их и связывал. Он не совсем принимал себя само-го всерьез, когда он так думал, но это ему нравилось.
- Пока ты позвонишь Петеру и объяснишься с Хилльгрубером, я поеду закупаться. В конце концов, ты же не хочешь умереть с голоду. И без твоего Сингл Хайленд Молт ты не продержишься в любом случае.
Она была освежающе прямой.
- Хорошо. Тогда давайте начнем.
Вайгерт встал, чтобы пойти в жилую комнату, где стоял телефон.
- Я займусь мытьем посуды.
- О, это что-то новенькое. Если бы я знала это, я не покупала бы посудомоечную машину.
Вайгерт был поражен, что соединение получилось сразу с первого раза.
- Уединение Филлигера.
Никакого сомнения, это был Петер.
- Это Ганс. Что нового в Норвегии?
- Все исключительно приятно. Очень много земли и, прежде всего: никаких людей, которые долго грузят своей болтовней.
- Не хочешь ли ты сказать, к примеру, что это я с тобой долго болтаю?
- Нет, конечно, нет. Я только предполагаю, что ты один больше не выдерживаешь в Вене. И вот ты звонишь мне. Но если ты полагаешь, что я смогу быстро зайти к тебе, и мы пойдем попить пива, мне придется тебя разочаровать.
- Я не в Вене.
- А где? Опять в одной из твоих увеселительных прогулок, которую ты всегда называешь командировками?
- К сожалению, нет. Я у Клаудии.
- Ага, все же, увеселительная прогулка.
Вайгерт кратко рассказал Филлигеру о том, что случилось после его отъезда из Вены.
- Тогда ты по уши в дерьме, старина.
- Совершенно верно, и чтобы выбраться оттуда, мне нужен ты.
- Я? Ну, вот тут ты явно преувеличиваешь. Какой тебе толк от меня в этом деле?
- У этого француза я нашел два лазерных диска. Оба полны до краев какими-то данными. Моя проблема в том, что я не могу с ними разобраться. Я еще не знаю, причина ли тут в электронной обработке данных, или это зашифровано. Чтобы извлечь это и расшифровать, мне нужен ты.
На другом конце линии стихло.
- Ты еще здесь?
- Да, конечно.
Филлигер, кажется, размышлял.
- Ты всерьез ожидаешь от меня, что я могу замарать работой начало моей новой жизни?
- Что ты тут называешь работой? Я думал, что-то в этом роде относится у тебя к числу хобби. Кроме того, это дело продлится самое большее несколько дней. Либо ты справишься с ним, либо нет. Тогда ты сможешь снова вернуться назад в свою пустошь.
- Скажи ему, мы возьмем на себя его расходы на авиабилеты. Клаудия просунула голову в дверь жилой комнаты.
- И от нашей маленькой жительницы Южного Тироля я должен передать тебе, что мы оплатим полет. «Будвайзер» мы уже засунули в холодильник.