- Вевельсбург как совершенно обычный центр СС, плюс в дополнение к этому парочка безумных выдумок Генриха Гиммлера, которые нельзя было скрыть. Но никаких указаний на то, что происходило там на самом деле. Вы этого хотели?
- Да.
- А когда Мартен захотел знать больше, вы убили его!
- Нет. Мартен стал мне симпатичным. Это даже переходило во что-то вроде дружбы. Он был одним из немногих, кого я встречал, кто непредвзято подходил к этому времени. Хотя по своему и не пытаясь что-то там отбелить, но объективно. Так, как приказывало ему его сердце ученого. Он был в порядке, потому что у него был характер, человек из реального мира, который требовал уважения также и у меня. Мы проверили потом Мартена и его работу. Мы знали, что он никогда не придет к мысли открыть настоящую подоплеку. Она казалась ему слишком запутанной, так как не подходила к его миру.
Вайгерт задумался. Были еще Фолькер и Гринспэн. Если Штайнер был готов признаться в своем участии в этих убийствах, тогда в случае Мартена он говорил, пожалуй, правду. Так как какой смысл, уже признавшись в двух трупах, отрицать третий?
- Как вы связаны с покушениями на Фолькера и Гринспэна? Черное солнце, которое выжгли у них на лбу, находится на глиняных мисках, в которых вы готовите ваш чай!
Штайнер встал с выступа у стены, на котором он большее время сидел на корточках, сделал несколько шагов в помещение, потом остановился, повернувшись спиной к Вайгерту. Что последует теперь? Выступление фокусника, пытающегося поднять напряжение своей публики, прежде чем продемонстрирует свой лучший трюк?
Медленно, очень медленно, соскальзывали слова с губ Штайнера.
«И с солнцем просыпается в утре..., окруженным сияющим блеском..., очаровательной красоте всей вечности подобным,... победы торжествующая улыбка».
Стихотворение! Теперь Вайгерт вспомнил о листке, который он нашел несколько дней назад в его машине. Кто подсунул его туда? СС? Пособники Штайнера? Люди Агарти? Кто действовал где? Кто был важен, кто неважен? Где были по-священные, где профаны? Что было подложно, что было истинно в реальном мире? Или все было только «потемкинской деревней»? Что? Реальный мир или то, что рассказывал ему Штайнер? Что правильно, что лживо, что зло, что доб-ро? Если Штайнер говорил правду, то больше не было ни «верха», ни «низа».
- Что!?
- Черное солнце снова поднимется, вверх из полуночи мира к большому полу-дню. Боги снова начнут танцевать и мы позволим им танцевать в нас. Уже скоро. Через несколько недель наступит время. Тогда мы снова возьмем судьбу в свои руки. За нами, людьми Агарти, пройдет то, что еще сегодня имеет силу!
Штайнер повернулся, в его голубых глазах лежал блеск. Впервые он говорил с глубоким волнением, его слова становились громче, его руки поднимались, подчеркивая действие произнесенного. Это продолжалось только несколько секунд, затем он снова держал себя под контролем, возвратился к трезвой дело-витости, которую он излучал во время всей их беседы.
- Вы всегда говорите только о Фолькере и Гринспэне. Но первой жертвой был Олег Гаракин, российский министр экономики. Вы ничего не знаете об этом, так как другие не хотят, чтобы миф о Агарти снова ожил. И поэтому они возложили за это ответственность на Исламский народный фронт. Но в этом он не играл ни малейшей роли. Да, этих людей убили мы. Не из ненависти, из необходимости. Они принадлежали Шамбале. Однажды Агарти делают ход, однажды Шамбала. Это история, история, которую вы не можете понять.
Гаракин. У Фолькера пытались скрыть обстоятельства убийства. Удалось ли это в деле Гаракина? Вайгерт мог еще хорошо вспомнить об обстоятельствах его смерти несколько месяцев назад. Его жена застрелила его из ревности. Так говорят, по меньшей мере. Если ему когда-нибудь доведется вернуться, он попытается проверять это. И Мартен? Если Штайнер признался в трех покушениях, об одном из которых Вайгерт еще не знал, тогда он, пожалуй, никак не был связан со смертью француза.
Вайгерту делалось дурно при мысли, что сегодня, здесь в этом мире, бегали сотни или даже тысячи эзотериков, дух которых уже вдохнул жизнь в Третий Рейх. Если этот Штайнер – не псих, гордящийся делами, к которыми не имел никакого отношения, тогда... Да, тогда у Вайгерта была бы его история. Но с каким удовольствием он бы теперь от нее отказался.
И, наконец, тут еще были люди Шамбалы. Гаракин, Фолькер, Гринспэн: они от-носились к противникам Агарти. Что там рассказывал ему начальник отдела Хилльгрубер? Фолькер и Гринспэн были масонами. Не скрывался ли, например, и за их ложами тот принцип, который раньше объяснил ему Штайнер на приме-ре общества «Туле»? Шамбала. Те же запутанные идеи – такие же! Или мораль реального мира все же была здесь права? Действительно ли существовали доб-ро и зло? Были ли Агарти и Шамбала олицетворением того, во что верили многие люди? Тогда Шамбала должна была быть, пожалуй, положительной стороной. Однако у обоих было одно и то же происхождение. Но не то же самое было ли и с Богом и дьяволом? Сейчас он не мог позволить себе сойти с ума! Ему нужны были точки опоры в реальном мире. Там, где он ориентировался, и где отражался также нереальный мир, если он действительно должен был существовать.
- Не означает ли это, например, что новый орден «Туле» готов лишить Шамбалу ее духа и подготовить дорогу для нового Рейха?
- Именно так, Вайгерт. И до этого дня рукой подать!
- И почему вы рассказываете мне все это?
- Потому что ваша голова находится в петле! Ваша газета вышвырнула вас, секретная служба ООН ищет вас из-за убийства Мартена и его жены. Вам нужен ваш рассказ, ваша история, Вайгерт! Срочно. Потому что иначе вы пропали! Теперь у вас есть ваша история. Пишите, Вайгерт! Поддержите жизнь мифа об Агарти!
Вот в чем дело. Штайнер хотел воспользоваться его ситуацией. Он, Ганс Вайгерт, должен был вставить маленький камешек в мозаику Агарти.
- А что, если я не сделаю этого? Если я не верю вашим темным историям? Или если я пойду с этими сведениями к властям и расскажу там, где вас можно найти? Что тогда?
Штайнер улыбнулся. Первый раз в его улыбке было что-то вроде чувства превосходства.
- Вы будете писать. Не из-за Агарти, а из-за самого себя. Вы должны вытянуть вашу голову из петли. Но даже если вы примете другое решение, то это не имеет абсолютно никакого значения. То, что я рассказал вам, ново для людей в ми-ре. Но это вовсе не ново для Шамбалы. А что касается меня, то меня не будет здесь, прежде чем вы снова окажетесь в Лхасе. День встречи близок. Все рав-но, что вы будете делать, Вайгерт, вы больше не сможете задержать Агарти!
Боцен, 11 декабря
Трое сидели перед открытым камином в доме Клаудии. Медленно пламя пожирало дрова, которые иногда потрескивали. Царило приятное тепло. Снаружи, за окнами, тьма уже окутала горы.
Всего несколько часов назад Вайгерт прибыл в римский аэропорт. Фальшивые документы, которые достала Клаудия, выполнили свою цель. Никто не сомневался в их подлинности. Только у Вайгерта во время обратного полета возникли сомнения в подлинности того, что он испытал. Все же, тогда он оживил в своей памяти события последних трех недель и с болью почувствовал, что это все не было сном.
Вена – Вевельсбург – Боцен – Тибет: это была длинная дорога, не только в километрах. Он начал свой путь как совершено обычный журналист в поисках своей истории, она могла бы кончиться так же как и многие другие. Все же, по-том он – неожиданно и не по своей воли – вышел из зрительного зала на сцену. Теперь он был участником спектакля, начала которого он не знал и о котором он не знал, когда и как он закончится. Лучшие актеры, как говорят, врастают в роль, пока они, наконец, не идентифицируют себя с нею полностью. На время их участия в спектакле они осуществляют изменение, которое оттесняет их собственное «Я» в пользу искусственно сотворенной фигуры. Вайгерт тоже прошел метаморфозу, только с одним различием: для него не было больше возможности вернуться назад, даже если его участие в спектакле было бы закончено. Вайгерт играл Вайгерта. И изменение, которое произошло в нем, было настоящим. Его больше нельзя было вернуть в прежнее состояние.