- Я не знаю, хочу ли я этого. Но я хочу сообщить правду, а именно всю правду.
Бекетт откинулся назад и сделал глоток из стакана, который перед ним стоял.
- Правду? Какую правду? Вашу правду? Правду женщины там за стойкой? Правду рабочих, которые сидят вместе вон там? Или мою правду? Настоящую правду, Вайгерт, не может понять каждый первый встречный. Если бы вы могли людям объяснить логично, что «Бог мертв», тогда это стало бы для многих людей шоком. Но если вы объясняете им, что Бог жив, причем среди них самих, тогда шок был бы еще больше.
- И это Вы бог, или как?
Бекетт должен был улыбнуться. Вокруг его глаз образовывались маленькие складки. Это продолжалось только коротко, затем он снова стал серьезным. Он потянулся к карману своего пиджака и вытащил портмоне. Тонкими пальцами он выдернул оттуда банкноту. Это была купюра в один доллар.
- Вы собираетесь уже расплатиться, или что?
- Нет, нет. Наша беседа ведь только началась. Я просто хочу вам кое-что показать.
Он положил долларовую купюру на стол, обратной стороной кверху. Потом он придвинул ее поближе к Вайгерту.
- Это Бог.
Вайгерт посмотрел на денежный знак, затем на Бекетта.
- Если вы хотите этим сказать, что люди сегодня поклоняются только лишь деньгам, тогда нужно...
- Нет, нет. Это было бы слишком просто. Но Бог оставляет следы.
- На долларовой купюре?
- Так сказать. Видите пирамиду?
Только теперь Вайгерту бросилось в глаза, что это была та же пирамида, которая была выгравирована и на кольце его собеседника.
- И? Что с нею?
- В самом низу вы найдете цифровое обозначение года, 1776.
- Ничего странного, это же год, в который США провозгласили свою независимость.
- И это тоже. Сложите теперь сумму цифр этого числа.
Вайгерт чувствовал себя одураченным. Но он посчитал.
- Двадцать один.
- Очень хорошо. Двадцать один, то есть трижды святое число семь.
- Ну и что? Вы собираетесь доказать мне теперь существование семи гномов?
Бекетт проигнорировал цинизм Вайгерта.
- Посчитайте теперь ступени пирамиды над цоколем с цифровым обозначением года.
Вайгерт посчитал.
- Двенадцать.
- Точно. Число совершенной общности, которая поднимается над основой. Двенадцать апостолов, двенадцать рыцарей круглого стола, что бы то ни было.
- Послушайте-ка, к чему все это?
- Рассматривайте это в качестве маленькой игры. Что над пирамидой?
- Вы считаете меня идиотом? Сияющий треугольник с глазом там. Понятия не имею, что он потерял там.
- О, это глаз Бога, который видит все, как хороших, так и плохих. Он стоит над двенадцатью уровнями. Это, так сказать, высший уровень, который возглавляет нижние двенадцать и то, что еще лежит под ним. Вместе тринадцать ступеней, второе святое число, двенадцать плюс один.
Сначала Вайгерт думал, что он встретился с сумасшедшим. Но потом он должен был вспомнить о Тибете и о Штайнере. Таких было больше, чем он думал. Что говорил Штайнер? Вы видите чайник, но не руку, которая его держит и двигает. Теперь он видел долларовую купюру. Были ли символы на ней знаками власти, которая стояла за ней?
- Так, господин Вайгерт, теперь посчитайте-ка листья на оливковой ветви, которую орел держит в правой лапе.
Вайгерт снова посчитал. Вполголоса он пробормотал результат.
- Тринадцать.
- А теперь пересчитайте стрелы, которые орел держит в другой лапе.
Последний раз, поклялся себе Вайгерт. Потом он ничего больше не будет считать.
- Тринадцать.
- Посчитайте теперь звезды над орлом.
- Я могу, похоже, обойтись без этого. Я предположу, что результат снова тринадцать, или как?
- Верно.
Вайгерт копался в своих исторических познаниях. Минуточку...
- Все это меня не особо удивляет. В конце концов, США были основаны тринадцатью штатами.
- Да, и это тоже. И новое время началось с этого. Впрочем, вы прочитали изречение под пирамидой?
Он сделал это.
- «Novus Ordo Seclorum». Если меня не подводят мои скромные знания латыни, я сказал бы «Новый мировой порядок».
- Вы попали в точку. Если вы теперь перевернете банкноту…
Вайгерт последовал совету.
- …то вы увидите там портрет Джорджа Вашингтона, первого президента моей страны. Вашингтон был принят в 1752 году в ложу Фредериксбурга. В 1788 году, через год после своего избрания президентом, он стал магистром стула ложи Александрии. И как каждый американский президент после него, так он то-же приносил свою клятву на Библию. В случае Вашингтона она принадлежала ложе Святого Иоанна номер 1.
До Вайгерта медленно начало доходить. – Масоны? Шамбала?
- Называйте это, как хотите. Слова – это не вещи. Впрочем, на банкноте наряду с изображением Вашингтона вы увидите под угольником, который является, впрочем, масонским символом, ключ. Это ключ Соломона. Он требует скрытности.
Короткий взгляд, затем Вайгерт снова отодвинул банкноту по столу, как будто бы он этим просто мог устранить также Шамбалу и ее следы. Бекетт положил ее назад в портмоне. – Знаете ли вы теперь, что такое Бог?Вайгерт этого не знал, но он догадывался, что дела редко обстоят так, как их себе представляют. Как и Штайнер, человек на другой стороне стола тоже был странником между двумя мирами. Они все пробовали позволить Вайгерту по-смотреть в другой мир. Однако одновременно они разъясняли ему, что он никогда не смог бы его понять. Они могли быть правы. Но, здесь, в этом мире, они же не могли лишить его дома. Действительно нет? Или они и здесь не оставили уже давно свои следы?
- Вы внезапно стали так молчаливы. Вам не понравилась моя маленькая игра в числа? Но вы же хотели узнать больше о Шамбале.
- С вашего позволения, но долларовая купюра кажется мне как несколько не-обычной для этого.
- Я думаю, это был хороший пример. Подумайте еще раз о пирамиде. Двенадцать размещенных друг над другом уровней наблюдают за основой. И божественная власть ведет их. Сможете ли вы понять теперь, что значит иметь ответственность?
- Под ответственностью над основой, как вы это называете, вы имеете в виду власть над людьми?
- Слово «власть» имеет такой отрицательный оттенок в вашем голосе. Но не обязаны ли прямо-таки те, кто видят глубже, взять на себя руководство? Не ради воли себя самих, а для пользы человечества. Это та ответственность, которую я имел в виду.
Бекетт наклонился вперед. Теперь он говорил совсем тихо и настойчиво.
- Вы могли бы взять на себя часть этой ответственности, господин Вайгерт.
Вот откуда дул ветер.
- Вы имеете в виду... я и Шамбала?
- Да, я имею в виду как раз это. Вы оказались бы в лучшем обществе.
- В обществе президента Еврофеда Бернхарда Фолькера, в обществе члена Совета Безопасности ООН Алена Гринспэна или российского министра экономики Олега Гаракина?
Последнее имя сработало. Удивление отразилось на лице Бекетта.
- Вы знаете о Гаракине?
Один – ноль в мою пользу, подумал Вайгерт.
- Да. Я сделал свои домашние задания.
Бекетт снова попался. Этот журналист был опаснее, чем он думал. Но если уже нельзя было его бить, то нужно было как раз завоевать его на свою сторону.
- Я предполагаю, вы добавили, пожалуй, также к результату ваших поисков тот таинственный список, о котором вы говорили?
Проклятье! Он не подумал о самом близком! Но он бы это очень скоро наверстал. Но он не мог выдать это своему собеседнику. Теперь нужно было блефовать.
- Естественно. И я могу вас уверить, что мои поиски были очень обширны.
Бекетт размышлял. Если Вайгерт говорил правду, то он собрал огромное количество взрывоопасного материала. Взрывная сила его равнялась бы взрывной силе атомной бомбы, если бы материал попал не в те руки. Журналист, похоже, еще сам не понимал в полной мере значение того, на что он натолкнулся, но он не упустил бы, стоило ему только догадаться. Это было понятно. Вайгерта необходимо было обезвредить. Но как? Арест? А что, если он передал свои документы кому-то, который должен был опубликовать их, если Вайгерт не даст о себе знать до определенного момента? Или ему пришло в голову что-то совсем другое? В конце концов, он сам сказал, что его арест не будет иметь смысла. Он был бы шансом, но риск был бы намного больше. Вероятно, он смог бы склонить Вайгерта, все же, к тому, чтобы тот отдал результаты его поисков.