В этом контексте симптоматичным является следующее совпадение: рост популярности теософии совпадет с ростом популярности «теории элит» в социологии. Эти, на первый взгляд, столь разные теории имеют важное сходство: и теософ, и представитель «теории элит» убеждены, что именно элита, т. е. относительно малая часть общества, является главной движущей силой процессов социального развития[610].
Представление о том, что элита находится (или должна находиться) во главе общества объясняет также, почему теософские концепции оказались столь востребованы фашистскими и нацистскими режимами. Нацизм, так же, как и теософия, утверждает элитарную модель устройства общества. Но если для нацизма основания элитарности изначально пребывают в экономической и политической сферах, т. е. относится к сфере «феноменального», временного, то теософия идею элиты онтологизирует, превращает её в универсальный, всевременный принцип самоорганизации общества. Но, при этом, нацизм не сводит представления о «ядре нации» исключительно к некоему узкому кругу интеллектуалов. Нацизм онтологизирует себя при помощи интеллектуалов, которых ставит себе на службу, но основные апелляции нацизма адресованы не разуму, а воле, предельным воплощением которой является нацистская партия.
Любой социальный субъект является представителем определённой социальной группы. В связи с этим возникает вопрос: от имени какой социальной группы говорит интеллектуал-теософ? Используя терминологию Джона Кейнса, такая группа может быть названа «средним классом». Теософская критика общества, утратившего связь с традицией, по сути, является требованием предоставления среднему классу властных полномочий.
Эмпирическое наполнение термина «средний класс» менялось с течением времени. Во эпоху появления «Тайной доктрины» большинство среднего класса — это представители рантье — лица, живущие за счёт ренты, то есть доходов, получаемых с капитала. Специфика социальной ситуации западноевропейского рантье последней трети XIX века в том, что, с одной стороны, представитель этой группы обладает возможностью относительно избыточного потребления, но, с другой стороны, такие возможности созданы не им самим, а получены по наследству: капитал, за счёт которого живёт рантье, сформирован его предками. В подавляющем большинстве случаев рантье не принимает участия в принятии экономических решений, связанных с управлением капиталом, но, при этом, жизнь не заставляет его «отчуждать» собственное существование в сферу трудовой деятельности. По сути, жизнь рантье — есть свободное время, которое тратится на цели, не связанные с повседневным трудом[611]. Это обстоятельство предрасполагает его к «упражнениям» в сфере интеллектуальной и эстетической деятельности, но не принуждает к тому, чтобы эта деятельность требовала соответствующей квалификации. Рантье, как правило, не интегрирован в формальные структуры идеационного производства. Ему не нужно в целях обеспечения своего существования заниматься преподаванием — школьным и университетским или активно участвовать в жизни научных организаций и сообществ. Его уровень зна-ний зависит, во многом, от случайной информации, которую он получил так же случайным образом.
610
О «теориях элит» см., например: Парето В. Трансформация демократии, М.: Издательский дом «Территория будущего», 2011; Ашин Г. Курс истории элитологии, гл. З: URL: https://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Polit/Aschin/03.php; Осипова Е.В. Социологическая система Вильфредо Парето // История буржуазной социологии XIX — начала XX века / Под ред. И.С. Кона. — М.: Наука, 1979. — С. 309–331
611
Подробнее см.: Иванников С.И. Феномен классического в литературе и других направлениях искусства // Сборник по результатам работы международной конференции Языки мира и мир языка. Москва, 2009.