Слово «провокатор» было, наверное, самым популярным на Майдане 1 декабря 2013 года. Хотя внешне страх перед провокациями напоминал, скорее, эпидемию паранойи или какого-нибудь другого психического заболевания, появлению такого страха есть вполне рациональное объяснение. Во-первых, большинство участников протеста не имело никакого опыта политической деятельности. Это были обычные люди, имеющие дело с политикой только во время выборов. И сама идея политического насилия была им чужда. Поэтому любой намёк на возможность насилия воспринимался ими как дискредитация Революции. Во-вторых, сыграл свою роль опыт «Оранжевой революции», которая произошла без столкновений с милицией. В-третьих, свой вклад внесла пропаганда либеральных и прозападных СМИ, боявшихся, что радикальные действия скомпрометируют организаторов протеста перед их европейскими «грантодателями». Поэтому любые радикальные действия сразу же объявлялись этими СМИ провокационными.
После захвата Дома профсоюзов и Октябрьского дворца часть толпы пошла в правительственный квартал. Административные здания были взяты фактически без боя, с минимальным сопротивлением со стороны милиции или вовсе без сопротивления. Но, подойдя к Администрации президента на улице Банковой, толпа наткнулась на живой щит из солдат внутренних войск.
Вот как вспоминает те события Игорь Поташенков (псевдоним «Маляр»), фанат днепропетровского футбольного клуба «Днепр», в дальнейшем боец батальона «Азов»:
«Я приехал на Майдан 1-го декабря. Приехал, ибо не мог стоять в стороне, когда «Беркут» избил студентов, дедушек и бабушек. Я понял, что нужно ехать в Киев, чтобы остановить противоправные действия тех, кто называл себя правоохранительными органами. В столице собралось очень много людей, все поезда были заполнены, весь центр был забит людьми. Никто не ожидал, что будет так много народу. Более миллиона людей в центре — протолкнуться было просто нереально, мы обходными путями начали с друзьями добираться до Майдана.
Когда мы приехали, половина людей была настроена просто митинговать и стоять дальше, но были и некоторые группы людей, настроенных более решительно. Разные группы пошли в разные стороны: кто в КГГА (киевскую мэрию. — Прим, автора), кто к Дому профсоюзов. Наша группа пошла к Администрации президента, на Банковую. Там был кордон силовиков, который преграждал людям путь, уже был экскаватор, который старался их пробить, но ничего не получалось.
Когда начался конфликт с силовиками, ВВшники (бойцы внутренних войск — автор) начали бить людей дубинками и пускать слезоточивый газ. Люди начали выбивать брусчатку и бросать в них. Я не могу вспомнить, кто именно принес цепь. Я увидел её на земле и решил взять. Не лезть же с голыми руками на тех, у кого каски, дубинки и щиты?! Я взял ту цепь, начал ей бить по рядам ВВшников, стараясь прорвать кордон, чтобы пройти дальше к Администрации Президента.
В тот день с парламентской оппозиции на Банковой был только Порошенко. Он залез на экскаватор и, казалось, старался всех нас успокоить, но при этом почему-то называя нас всех провокаторами. Конечно, понятно, что люди не реагировали на его успокоения, но среагировали на его слова и сбросили его с экскаватора.
Оппозиционеры уже тогда начали называть провокаторами нас, людей, которые начали революцию. Говорили людям не идти за нами. Но им уже тогда мало кто верил, практически никто не слушал это, все продолжали делать то, что считали нужным.
Революцией нельзя считать простой митинг, где люди просто собрались постоять, никому не мешая. Ну, стоят себе, да и стоят, ну перекрыли центр, и что? Революция начинается, когда начинаются реальные действия. В том числе, захват административных сооружений и отстранение старой власти.
22-го ноября я Майдан не поддерживал, я считал, что знал, что революция так не делается. Именно поэтому я тогда и не приезжал. Ехать я решил, когда милиция применила силу, ибо тогда стало понятно, что нужно точно так же применять силу против них, только тогда в этом будет какой-то смысл. Тогда мы и начали революцию»[65].
В либеральной журналистской и экспертной среде события, описанные «Маляром», однозначно принято трактовать как провокацию действующей власти и/или российских спецслужб. Осмелюсь процитировать комментарии известного украинского политика, бывшего видного представителя правящей в прошлом «Партии регионов» Инны Богословской, которая вышла из «Партии регионов» после событий 1 декабря 2013 года. Она обвинила власть в организации побоища.
65
День провокатора. Спогади учасників Першогрудневого повстання 01.12.2013/Микола Кравченко (упорядник); — Київ — Мена: «Домінант», 2016 — С. 4.