Мы прошли к «Почетному Легиону» через военную базу, на которой располагался госпиталь ветеранов, воспользовавшись местными дорогами в Форте Майли, чтобы срезать дорогу, которая привела нас в Линкольн Парк, к дальнему концу музея.
Как только мы вошли в музей, Блэк притих и сделался спокойно-сосредоточенным.
По большей части мне казалось, что я наблюдаю за ним… и следую за ним, не имея ни малейшего понятия, что именно он ищет.
Мы сделали два круга по выставочным залам, нигде особо не задерживаясь.
Большую часть времени Блэк держал в руках свой смартфон с огромным экраном и смотрел на него как на часть окружения. Всякий раз, когда охранник смотрел на него слишком долго, Блэк начинал делать фотографии. Я заметила это, но не могла понять, было ли это лишь прикрытием.
Дольше всего мы задержались во внутреннем дворике.
Блэк также сделал несколько кругов по круглому выставочному залу, находившемуся прямо под двориком — залу, находившемуся под стеклянной пирамидой, что стояла у главного входа в здание. Доминировала в этом круге света, созданном пирамидой, бронзовая скульптура, которую я не узнала.
Я поймала себя на том, что смотрю на эту скульптуру намного дольше, чем на все увиденное нами.
Она стояла на пьедестале из кроваво-красного мрамора и изображала ангела на крылатой лошади, крылья обоих были расправлены. Ангел высоко поднимал скипетр с кроваво-красным драгоценным камнем, но мой взгляд привлёк не камень.
А верхушка самого скипетра, которая была вырезана в форме трёх соединённых спиралей, которые я узнала по мёртвым телам жертв свадебного убийцы.
— Блэк, — сказала я, подзывая его жестом.
Он неспешно подошёл ко мне, почти не отрывая взгляда от телефона.
— Блэк, — повторила я более настойчиво.
Когда он удостоил меня слегка раздражённого взгляда, я указала на скипетр.
Он должен был это увидеть, но едва взглянул, затем нахмурившись, посмотрел на меня, развернулся на пятках и пошёл прочь. Я изумлённо уставилась ему вслед, гадая, знает ли он о спиральных узорах, вырезанных на телах жертв.
«Я знаю», — безмолвно сказал он мне.
Он не остановился.
Я смотрела, как он покидает круглый выставочный зал, выходя в соседнюю комнату, затем сама посмотрела на статую, изучая трезубую спираль. Как и раньше, в морге с Ником, что-то в этом символе показалось мне знакомым, но я понятия не имела, где видела его раньше. Я совершенно точно не натыкалась на эту скульптуру до сегодняшнего дня.
Я немного понимала в искусстве, но имя скульптора мне было незнакомо.
Выражение лица ангела казалось мне жёстким, почти холодным. Ноздри лошади раздувались, она била одной ногой, её крылья изогнулись и расправились скорее в боевой позе, нежели для полёта, особенно если учитывать расположение развевающихся одежд ангела, поднятую руку и распростёртые крылья. В другой руке, не занятой скипетром, ангел держал меч.
Я никогда не видела подобного изображения ангела, даже в более апокалиптических интерпретациях Библии.
Спиральный символ выглядел скорее языческим, нежели христианским.
Когда Блэк снова вошёл в выставочный зал, чтобы забрать меня, я спросила его об этом, а он лишь пожал плечами, опять уткнувшись в телефон после беглого взгляда. Однако я заметила, что он сделал фото скипетра перед уходом, а также чего-то вроде клейма, вырезанного на заду лошади таким же символом.
— Что это значит? — не сдавалась я. — Этот символ.
Блэк не ответил.
Взгляд, которым он меня наградил, подтверждал, что он меня услышал. У меня сложилось впечатление, что он не хочет это обсуждать. Не здесь.
Я ещё несколько секунд смотрела на символ, возможно, чтобы выжечь его в памяти. Мне пришло в голову, что это может быть искажением чего-то кельтского, например, как нацистская свастика является перевёрнутой версией ведического символа, который можно было найти по всей Европе и Азии на протяжении тысяч лет. Я смотрела на спирали достаточно долго, чтобы запомнить каждую частицу, включая направление каждого завитка.
Достаточно долго, чтобы Блэку пришлось пощёлкать передо мной пальцами, когда он захотел покинуть залы нижних этажей.
Когда мы проходили во второй раз, он, казалось, больше внимания уделял предметам искусства, но у меня сложилось впечатление, что он сравнивает расположение каждого объекта с чем-то на экране телефона… а не наслаждается самим искусством как таковым.
Я также задумалась, смотрит ли он на такие вещи, как камеры и их слепые зоны, хотя я ни разу не видела, чтобы он делал это открыто.