Злоба.
Ощутив это, я содрогнулась.
Я попробовала пойти глубже, надавливая сильнее, возможно, как никогда прежде.
Злоба усилилась, сделалась более изворотливой.
Ненависть. Отвращение. Затем…
Ревность. Так много ревности. Ненависть к Блэку. Желание убить его, выпотрошить, отрубить ему член, искромсать лицо. Ненависть ко мне. Ненависть, потому что ему не все равно. Так много ненависти из-за того, что ему не все равно, как я с ним поступила.
Грязная потаскуха, сука-полукровка…
Спиральные порезы, инструмент почти в форме клейма с серебряной ручкой…
Надо мной нависла тень.
Я двигалась инстинктивно, ощутив опасность.
Я двигалась недостаточно быстро.
Йен бросился на меня через стол в тот же момент, когда я резко отшатнулась назад. Спинка моего стула врезалась в стену, когда он схватил меня за горло обеими руками, подтаскивая к себе. Запаниковав, я отбросила весь свой вес назад, пытаясь вырваться, но он так крепко сжал пальцы, что перекрыл доступ к кислороду.
Я попыталась встать, замахнуться на него, но моя больная нога подкосилась.
Мой разум ещё не успел осознать происходящее, а Йен уже утащил меня через стол. Он ударил меня по лицу, сбил наши кружки, вазу, обжёг мою ногу кофе, который я только начинала пить. Затем он перетащил меня на другую сторону, где снова ударил меня, дважды, оглушив.
Следующее, что я помнила — обе его руки сомкнулись на моем горле.
Я висела там, задыхаясь.
Он держал меня, прижимая к стене и краю оконной рамы. Мои пальцы цеплялись за его более толстые пальцы, обернувшиеся вокруг моей шеи, мои ноги едва задевали пол.
Я пнула его здоровой ногой. Затем принялась извиваться в его хватке, бить его локтями и коленями в приступе слепой паники и попытке высвободиться. Мои руки ещё отчаяннее обхватили его пальцы там, где они сжимали моё горло, пытаясь пробраться под них, и Йен ударил меня головой о стену — достаточно сильно, чтобы перед глазами побелело.
Удар оглушил меня, едва не заставив потерять сознание.
Я втягивала вдохи, стараясь наполнить лёгкие кислородом до того, как по-настоящему потеряю сознание. Довольствуясь слабыми вздохами, я искала оружие, да что угодно, продолжая стискивать его пальцы.
Ножи на кухне… слишком далеко. Бутылка из-под вина, служившая подсвечником. Каменный лев, которого моя подруга Лейси привезла для меня из Африки… запасные ключи… книга…
Мой разум помутился, когда Йен крепче сжал руки.
Он опустил голову, поднося губы к моему уху.
— Скажи что-нибудь умное, Мири, — тихо прошипел он. — Ну же. Ошеломи меня своим изумительным полу-червячным интеллектом. Или ещё лучше… почему бы тебе не попробовать ещё раз использовать против меня своё жалкое зрение полукровки против меня? — он снова шарахнул меня головой о стену, и я издала стон, закатывая глаза. — Я думал, у тебя есть правило на этот счёт, милая? Теперь я под них не попадаю? На меня теперь открыт сезон охоты, когда у тебя есть другой брат-видящий, чтобы ему сосать…?
— Йен, — прохрипела я. — Йен… Мне жаль… Мне жаль…
— Ага. Не сомневаюсь. Просто не сомневаюсь, что теперь ты жалеешь, Мири.
Он наклонился ближе, нюхая мои волосы.
— … Я всюду чувствую его запах на тебе, Мириам. Я учуял его в том проклятом коридоре. Так как ему это понравилось? Он насладился скольжением в твоей пи*де полукровки?
Я уставилась на него в недоумении.
Однако он сказал это несколько раз. Он явно хотел, чтобы я это услышала.
Полукровка.
Если он заметил моё замешательство, это не отразилось на его лице.
— Должно быть, это понравилось ему больше, чем мне когда-либо, Мири, — сказал Йен. — Должно быть, раз ты стелилась за ним как сучка в течке спустя всего один вечер…
Ярость в нем усилилась, когда он произносил это, заставив меня вздрогнуть. Его голос опустился до почти интимного мурлыканья, когда он заговорил мне на ухо:
— … Лично я предпочитал трахать твоих человеческих подружек. Они, может, и низшая раса… но они хотя бы знают своё место. Эта твоя подружка? Лейси? Она потом плакала. Она плакала и плакала. Глупая, тупая пи*да думала, что предала тебя.
Сопротивляясь его хватке, я дёрнула за его пальцы, пытаясь получить больше воздуха в лёгкие.
Он меня убьёт. Йен меня убьёт.
Это единственная вещь, которая имела значение.
Я должна высвободиться. Я должна заставить его отпустить моё горло до того, как я потеряю сознание. Ничто другое не имело значения. Абсолютно ничто не имело значения.