Они всегда настолько любили и понимали друг друга, что говорить им теперь уже не нужно было ни о чём. Он не хотел терзать её разговорами о своей смерти. А говорить о чём-нибудь другом было просто бессмысленно. Ведь обо всём другом они и так говорили всю жизнь.
Когда Магда вышла из заточения, первым её чувством было удивление. Удивление, а не горе. Ведь горе было с нею уже давно. С тех пор, как она узнала, что он обречён. Она понимала, что мир остался прежним, что людям нет и дела до неё, но всё же было странно и даже просто жутко видеть нарядных людей на улицах, прекрасное приморье с соснами и дюнами, беззаботных малышей в колясках, свежие номера газет. И всё остальное тоже. В то время как его - уже не было. Сама она, хотя ещё и жила, но ей казалось, что она тоже умерла. Наверное, если бы не их дочь, она умерла бы на самом деле.
Да, немногие могут умереть так, как умер её муж. Для большинства людей нет ничего важнее собственной смерти и это, конечно, совершенно естественно. А он до самого конца больше думал о ней и о дочери, чем о себе самом. Это и давало ему силы держаться до конца. А ведь большинство людей перед смертью в ужасе пытаются ухватиться за что-нибудь. За бога, например, о котором они, может быть, никогда и не думали раньше и в которого вдруг начинали верить, поняв, что обречены. Хотя ведь каждому и так прекрасно известно, что человек обречён на смерть с самого момента своего рождения.
Магда любила говорить с умирающими о боге. Она знала, что обладает большим даром убеждения. Её прекрасные чёрные глаза на прекрасном аскетическом лице горели фанатическим блеском. Для каждого она находила свои, доходящие до их душ доводы. Убедительные для каждого - и для самого простого, безграмотного человека, и для рафинированного интеллектуала. Ведь она хорошо знала жизнь. И, к тому же, кончила два университета, знала несколько языков, а когда-то прекрасно пела и неплохо рисовала.
Наверняка, при жизни многие из тех, кому она теперь помогала умереть, были эгоистами, подлецами, а может быть даже и преступниками. Но ведь теперь всё это уже не имело никакого значения. Теперь они умирали и не были нужны никому. Кроме Магды. Она, как собачонка, спала свернувшись и не раздеваясь где-нибудь рядом с очередным живым трупом и слышала каждое движение "своего" умирающего. Чтобы моментально открыть глаза и протянуть руку к чашке, если он хотел пить, или к судну, если он хотел облегчиться. Или завести долгий разговор о жизни, если он ещё был в состоянии говорить и хотел излить ей душу. Ещё до того, как он успевал выразить свое желание. Потому что она угадывала их желания всегда. Ведь не все могли говорить, некоторые уже только мычали или стонали. Но самое ужасное было тогда, когда умирающие дни и ночи кричали от боли. Тут уж Магда не могла помочь ничем.
Магда чувствовала "своего" умирающего потому, что каждый раз она жила последним кусочком жизни того, кто на этот раз волей случая оказывался рядом с ней. Ведь своей жизни у неё давно уже не было. С тех пор, как умер её муж. И с тех пор, как вскоре после этого в автомобильной катастрофе погибла её дочь.
Работа Магды была не только очень тяжёлой - безо всякого отдыха, дни и ночи, которые выливались в недели и месяцы, в потом и в годы исступленной, фанатичной жизни для других людей. Для тех, кто уже больше не был нужен никому, а нередко даже и самому себе. Но и грязной. Ведь чаще всего умирающие ходили под себя, нередко их рвало, их невозможно было по-настоящему вымыть и обычно они бывали очень зловонны. Но у Магды отсутствовало всякое чувство брезгливости. У неё была только безумная жалость и неутолимая потребность помогать другим. И она делала всё, что надо и ещё в тысячу раз больше того, что надо. Каждый раз она становилась вторым "я" умирающего. И умирала вместе с ним. Только, к сожалению, сама она после этого всё ещё продолжала жить. Чтобы снова умирать со следующим. И ещё многие годы быть несчастной, у которой ничего нет, кроме смерти. И одновременно очень счастливой. Потому что так, как она, так никто ещё не был нужен десяткам и даже сотням людей в самые последние, самые тяжелые минуты их жизни.
Никто не заставлял её выбрать этот путь. Её друзья не сомневались, что после смерти мужа она, с её красотой, умом и прекрасным характером, недолго будет одинокой. Ведь ей было тогда всего тридцать три года. Она и не осталась одинока. Но только не так, как думали остальные. Она не была одинока со своими умирающими. Она знала, что одиночество - самое ужасное, что может быть с человеком, если, конечно, не считать смерти. А самое ужасное одиночество - это одиночество умирающего. И она была счастлива, что спасла многих. Не от смерти, конечно. От смерти спасти невозможно. Но от одиночества. Одиночества умирающего человека.
Все считали её полупомешанной. Но она знала, что это, к сожалению, не так. К сожалению, потому что сумасшедшим, наверное, жить легче. Просто она слишком любила мужа и дочь, чтобы начать новую жизнь без них. Для себя. Жить же для других она, к счастью, (или к несчастью?) всё ещё могла. Считалось редчайшей удачей, когда удавалось пригласить к умирающему именно её. Ведь на неё всегда была очередь. Хотя за неё и приходилось платить громадные деньги. Разумеется, больнице, где она работала, а не ей самой.
Иногда, оплакивая вместе с умирающим его жизнь, несбывшиеся надежды, давние обиды, горькие разочарования, которые всё ещё терзали его душу, Магда мельком думала о том, что ей самой придется умирать в одиночестве. Интересно, от чего и как умрет она? От рака? Водянки? Инфаркта? Впрочем, ей это было всё равно. Она надеялась только, что ей не придётся лежать месяцами - грязной, вонючей, всеми заброшенной. А впрочем, если и придется, то это тоже в конце-концов не так уж и важно. Не она первая, не она последняя. И это тоже ведь кончится когда-нибудь.
Магда любила говорить с умирающими о боге. Потому что обычно это их успокаивало больше всего. Она говорила о его всепрощении и о вечной жизни человеческой души. О божьей мудрости и о том, что всё, что ни делается - всё к лучшему. И им становилось легче. И Магда была счастлива. А в те редкие минуты, которые оставались у неё свободными, Магда писала. Она писала рассказы о жизни тех, кто прошел через её руки, доверил ей свою душу, но уже не мог рассказать за себя ничего. За мёртвых теперь говорила Магда. Она не знала, были ли эти рассказы плохими или хорошими, она не знала, какова будет их дальнейшая судьба. Просто она чувствовала себя обязанной написать их. И ещё в свободные минуты Магда иногда думала о том, что когда будет умирать она, рядом с ней не будет никого и ей самой не помогут мысли о боге. Просто она не будет думать о нём. Ведь она не верила в бога никогда...
И вы тоже любите Гесиода?
На завтрак были говяжьи котлеты. Она ела их с отвращением. А ведь по-настоящему - надо есть с аппетитом, иначе пища плохо усваивается организмом. Просто вчера вечером в магазине уже не было ничего другого.
Она ела и представляла себе корову. Рыжую или пеструю. Старую или молодую. Рогатую или комолую. Неважно какую. Главное, что у этой коровы были добрые глаза. Что она любила хозяйку и мычала от горя, когда та долго не шла с подойником. Она тыкалась мокрым носом в хозяйские руки, чтобы получить кусок черного хлеба с солью. У неё было большое вымя и каждый день она давала людям молоко. А вот теперь из неё сделали котлеты. Котлеты просто застревали в горле...
Потом она пила чай. Белый эмалированный чайник кипел на плите. И она думала при этом, что человек совершенно невольноо убивает столько живого вокруг. Ведь миллионы ни в чем неповинных бактерий, в том числе и совершенно безвредных или даже просто полезных, погибают в воде при кипячении! Чай она, правда, пила с удовольствием, но вот уже много лет не могла отделаться от этих мыслей.