Выбрать главу

На Гулливере и лилипутах никак было не сосредоточиться: впервые так близко мальчик столкнулся со смертью, он знал, что теперь не скоро позабудет это белое лицо с редкими белесыми ресницами и огромной рваной дырой ниже шеи…

— … следствия и суда никак не избежать, — не сразу дошел до сознания Вадима глуховатый голос Майора. — Можно было бы списать на несчастный случай, ну, неосторожное обращение с оружием… Но тут и слепому ясно, что это не самострел. Из обоих стволов дуплетом…

— Я думал, кабан прет на меня, — бубнил писатель, — Треск в кустах, пыхтенье… Чего понесло его под выстрел?

— Разное бывает на охоте… — дипломатично заметил Горобец.

— Неужели тюрьма? — в визгливом голосе Бровмана чуть ли не плаксивые нотки. — А у меня в «Молодой Гвардии» запланирован двухтомник… Кстати, во всех романах и повестях воспевается доблестный труд работников милиции… Неужели, братцы, ничего нельзя придумать?

— Ты писатель, вот и придумай! — насмешливо заметил Майор.

— Это же кошмар, погибель!

— Ну, до выхода двухтомника мы дело потянем, это в наших силах, — сказал Майор. — Нажмем, Семен, на все рычаги, но…

— Черт дернул его попереть на меня! — со злостью вырвалось у писателя, — Вообще не нужно было брать его на охоту! Он же не охотник.

— Егерь предупреждал, — вставил Горобец. — Ружье не хотел ему давать…

— А ты сказал — дай, — огрызнулся Бровман. — Да, а этот егерь лишнего болтать не будет?

— Он у меня вот где! — сказал Горобец. Наверное, кулак показал. Вадиму захотелось выглянуть в окошко, но он сдержал себя: не хватало, чтобы они еще заметили…

— Он из бывших… дворянский сынок, — продолжал Горобец. — Порядком отсидел на Колыме. Хотя ничего такого за ним и не числилось, но в Пскове я ему не разрешил обосноваться — устроил сюда. Да он и не держался за город. Те, кто от нас зависят, не будут возникать. Да и какой резон? За Добромыслова я могу поручиться. Он нелюдим, в райцентре раз в месяц бывает, а за пределы области уже несколько лет не выезжал.

— В общем, спасайте, ребята, я ведь ваш в доску! — забубнил писатель — Конечно, новую повестушку я могу и в камере написать, надеюсь, мне условия создадут, как, Майор?

— Если даже тебе и припаяют срок, в камере ты сидеть не будешь…

— А где? В архиве?

— У нас такие хранятся материалы, Семен. Майор усмехнулся, хотя Вадим его и не видел, но и так понятно было. — Хватит на целое собрание сочинений!

— Ну и шутки у тебя, Майор! — заныл Бровман. — Ты что мне годы накаркиваешь? Уж, наверное, больше двух не дадут… У меня есть повестушка, как на охоте кокнули пастуха, так я за это злодейство начальнику милиции — он убил и почти так же, как я — всего три года начислил…

— Понятно, это же не предумышленное убийство, — сказал Майор.

— Я вызывать сюда следственную группу не буду, тут все ясно, — деловито заговорил Горобец — Экспертиза, расследование, акт — все сделают местные ребята. Я дам указание. Лишь бы родственники не заартачились… Несчастный случай! Синельников сам напоролся на выстрел… Чего на охоте не бывает?

— Так и было, — вставил Бровман, — Не нарочно же я его?

— Вскрытие покажет, что он был Пьяным, — вставил Майор.

Повисла пауза. Слышно было, как кто-то отхаркивался, елозил по песку подошвами сапог. Гомонили в кустах воробьи, над ухом мальчишки жужжала муха. В золотистой паутине прямо над головой застряла ночная бабочка.

— Есть одна идея, — снова хрипло заговорил Бровман, — повесить это дело на шею егерю…

— Ты в своем уме? — сказал Майор. — Он не похож на барана, который под нож пойдет!

— За деньги, — продолжал писатель. — Я ему несколько тысяч отвалю, а вы пообещайте все свести к несчастному случаю… Понимаете, я боюсь, что в Москве пронюхают, что я замешан… Пишущая братия завистливая, раздует сплетню на всю страну!..

— Выкинь это из головы, — твердо проговорил Майор. — Егерь не тот человек, который за деньги продаст свою душу…

— Дьяволу? — усмехнулся Бровман. — Думаешь, он верующий?

— Товарищ Майор прав, — подал голос Горобец. — Егерь будет молчать, это я вам обещаю, но соваться к нему с таким предложением — чистое безумие! Я его знаю, дело его изучил. Он из дворян, и даже лагеря не выбили из него такие понятия как совесть, честь, благородство.