— Негодяй! Я не приму твоих условий, — крикнул Мустафа и, вскочив на ноги, схватил человека и швырнул его на землю. Они катались, сражаясь за жизнь но, наконец, оказавшись на краю, упали в колодец, и вода сомкнулась над их головами.
Глава III
В малолюдной части Багдада во времена нашего рассказа находилась небольшая портновская мастерская, которой владел человек по имени Эмир Бек. Он был высоким и стройным, ему было около сорока лёт. Глаза у него были чёрными и, казалось, говорили о том, что их владелец хитёр и его нелегко обмануть. Это свидетельство было верным, ибо никогда не существовало более хитрого человека, чем этот портной.
Покровителей у него было немного, но это были в основном богатые люди, которые всегда хорошо платили ему за его услуги. Никто не мог сшить костюм лучше, чем он, и причина, по которой у него было так мало клиентов, заключалась, как я уже сказал, в том, что он жил в глухой части Багдада.
За мастерской находился дом портного. Он был большим, просторным, хорошо обставленным по последней моде, поскольку даже турок или индус не любит отставать от времени.
Жена Эмира была хорошенькой женщиной лет тридцати — в возрасте, когда большинство восточных женщин теряют свою красоту, но с ней этого не произошло. У них был один ребёнок, дочь по имени Фатима, которой было двенадцать лет. Она, как и её мать, тоже была очень красива, хотя, конечно, красота её была подобна бутону розы, который становится намного прекраснее, когда полностью расцветает.
В одной из комнат дома портного, полулёжа на диване, пил шербет мужчина. На вид ему было лет тридцать пять, и хотя он не был слишком уж красив, его нельзя было назвать уродливым. Глаза у него были чёрные, а лицо очень тёмное. Любой, при виде его, сразу понял бы, что это индус. Он был одет в простую одежду, мало чем отличавшуюся от одежды портного. На стуле возле дивана лежали грязные вещи — яркий аляповатый тюрбан, который выглядел так, словно когда-то был запятнан кровью, а в его складке виднелось место, где слои материи были сшиты, шёлковый халат и шаровары из того же материала и пара сильно загрязнённых туфель, которые когда-то были красивыми.
Индус, казалось, глубоко задумался, и когда он нахмурил брови, стал более отчётливо виден огромный шрам, уже заживший. Внимательный наблюдатель заметил бы, что он был такой же длины, как и разрез на тюрбане.
Его размышления внезапно были рассеяны появлением самого портного.
— Как ты себя чувствуешь сегодня утром, мой друг? — спросил Эмир.
— Мне намного лучше, — был ответ индуса. — А теперь я должен поблагодарить тебя за твою доброту ко мне.
— Ты ещё недостаточно здоров, чтобы отвозить тебя домой, — с тревогой сказал Эмир, увидев в ответе мужчины намерение уйти. — Пройдёт неделя, прежде чем ты полностью выздоровеешь.
— Может быть, и так и будет, — сказал индус, — но я не хочу посягать на твоё гостеприимство больше, чем это абсолютно необходимо. Я думаю, что вы тебя бы очень утомило присутствие в доме раненого человека более месяца. Да и какая тебе в этом награда?
— Вознаграждением мне стало сознание своей добродетельности, — сказал портной. — Если бы я прошёл мимо, когда нашёл твоё тело лежащим в сточной канаве, и не попытался помочь тебе, меня мучили бы воспоминания о том, что я мог сделать, всю оставшуюся жизнь.
— Это в самом деле достойная награда, — сказал индус, — но я намерен вознаградить тебя гораздо более существенным образом. По одежде, которую ты нашёл на мне, можно ясно видеть, что я не беден. Обыщи этот халат, — указал он на одежду, лежащую на кресле, — и всё, что найдёшь в нём, оставь себе. Там нет ничего, что мне нужно.
— Мне бы не хотелось этого делать, — нерешительно сказал портной. — И кроме того, я не желаю никакой другой награды, кроме той, которую я уже получил.
— Тогда я оставлю халат в твоё распоряжение, и ты сможешь делать с ним всё, что пожелаешь, только не возвращай его мне.