Едва заключённые закончили трапезу, как не более чем в миле от них прошло одно из судов. Все его паруса были подняты, и оно шло вполне прилично, хотя ветер был встречный. Вряд ли это был торговец, поскольку на борту было много пушек, но над ним развевался торговый флаг Турции. Мустафа насчитал по восемь орудий с каждого борта, два на носу и два на корме, всего двенадцать.
Он также мог видеть, как за ними наблюдала его команда. Затем он посмотрел на шпионов, которые отложили еду и очень внимательно наблюдали за странным кораблём. Мышцы их лиц были напряжены, и они, казалось, чего-то ждали.
Внезапно над жерлами носовых орудий поднялось облако дыма, и послышались два выстрела. Вдалеке наблюдатели увидели два всплеска на белой верхушке волны, куда попали ядра.
Едва прозвучали эти два выстрела, как из одного из орудий на корме повалил дым, вслед за чем последовал звук выстрела. После этого к верхушке мачты подтянули чёрное полотнище, где она на мгновение задержалось, а затем снова опустилось. Потом поднялся огромный белый вымпел с начертанными на нём огромными чёрными буквами, которые можно было различить с корабля Бейбара:
Затем этот флаг спустился, и корабль продолжил свой путь.
— Что это может значить? — сказал капитан. — Кому они подавали сигналы, ведь это наверняка именно они? Я не понял ни одного из них.
Акмат уловил всю значимость дела и сообразил, что эти сигналы могут быть связаны со шпионами.
Рядом с ним стояло ведро дёгтя. Он отломил щепку от края скамьи и, достав из кармана кусок пергамента, обмакнул щепку в смолу и сделал такую запись:
Два выстрела с носа. Один с кормы. Поднят чёрный флаг. Поднят белый вымпел с чёрными знаками:
Восемь орудий на каждом борту корабля. Два на корме и два на носу. Всего двенадцать орудий. Торговый флаг.
Он сунул пергамент в карман и обернулся, чтобы посмотреть, что происходит. Суд вот-вот должен был начаться. Кади прочищал горло, собираясь говорить. Капитана держал наготове письменные принадлежности и чернила, чтобы записывать сказанное и происходящее.
— Задержанные, встаньте, — сказал кади. Пленники незамедлительно повиновались.
— Обвинители могут встать и рассказать мне, в чём они обвиняют задержанных.
Акмат, Эмир, Мустафа, Кассим и Харун встали.
— Запишите, что они будут говорить, — сказал кади капитану. Тот застрочил так быстро, как только мог. Акмат и остальные откашлялись и сказали:
— Мы, Мустафа Даг, Акмат Бек, Эмир Бек, Касим Бек и Харун Бек, настоящим обвиняем Морабек Бека, Керрим Бека и Мисабек Бека в шантаже и принадлежности к тайной секте, известной всему миру как Почитатели Пламени.
— Задержанные, — сказал кади, — вы слышали обвинение. Обвинители, предъявите доказательства того, что эти люди — вымогатели.
Акмат прочитал кусок пергамента, брошенный ему в лицо, и рассказал об обстоятельствах этого происшествия.
— Вы были неправы, начав стрельбу, — сказал кади. — Какими аргументами вы оправдываете свой поступок?
— В тот момент я подумал, что пергамент может оказаться какой-то адской машиной, поэтому я выстрелил в человека, который, как я предполагал, бросил его.
— Вы, кто бросил этот рулон пергамента, садитесь, — сказал кади задержанным. Морабек остался стоять.
— Покажи нам, где в тебя попали.
Морабек поднял левую руку и показал красную, запёкшуюся от крови рубашку под мышкой.
— Рана была лёгкой, — сказал он, — но на мгновение она заставила меня потерять равновесие и пошатнуться.
— Почему вы попытались оказать сопротивление капитану и его друзьям, когда они вошли в вашу комнату?
— Потому что мы думали, что они собираются нас убить.
— Какая у тебя была причина так думать?
— Тот факт, что капитан и эти люди каким-то необъяснимым образом питают к нам ненависть. Зачем Акмат Беку стрелять в меня, если он не ненавидел меня и не хотел причинить мне вред?
— Вы только что услышали названную им причину.
— Откуда мне знать, что он не лжёт?
— Действительно, это так. Но какие есть доказательства того, что он говорит неправду?
— Никаких, насколько я вижу.
— Тогда оставим это и продолжим. Акмат Бек, ты можешь прочитать другой пергамент, который у тебя в руке.
— Это не что иное, как первый акт пьесы, которую я пишу, — сказал Морабек. — Я занимался этим, когда он и его друзья ворвались в нашу комнату.