Выбрать главу

После того как всё завершилось и Мари немного успокоила его, чтобы он выслушал её слова, она сказала следующее:

— Когия, твой друг Константин любит меня и хочет жениться на мне. Он угрожал продать меня в рабство, если я не выйду за него замуж, но я умоляла его дать мне время подумать над его предложением, и он согласился.

Услышав это, Когия хотел выскочить на палубу и убить Константина. Мари сумела его успокоить и продолжила так:

— У тебя есть корабль, который принадлежит тебе, так почему ты не можешь взять меня на борт во время драки, происходящей на корабле, и сбежать, пока Константин и команда опомнятся?

Когия собирался произнести что-то невнятное, когда в каюту вошёл Константин.

Глава XXII

Он на мгновение остановился на пороге, на его лице отразился гнев. Затем сверхчеловеческим усилием он взял себя в руки и пошёл дальше. Он подошёл к Когии, который в тревоге поднялся на ноги при появлении своего товарища, положил руки ему на плечи и вытащил его из комнаты в коридор, причём Когия был слишком изумлён, чтобы сопротивляться или что-то говорить.

— Что это значит? — сказал Константин угрожающим тоном, позволяя своему гневу взять верх.

— Я не знаю, — произнёс Когия, не зная, что сказать.

— Нет, знаешь, — ответил другой, встряхивая его. — Ты знаешь.

— И что с того, если я знаю? — спросил тот, начиная приходить в себя.

— Ты должен мне объяснить, — прошипел Константин.

— Не буду, — ответил Когия, уже полностью овладев своими мыслительными способностями и осознавая своё положение.

— А придётся, — сказал Константин, снова встряхнув его.

— Что я должен объяснять? — спросил тот, пытаясь выиграть время, чтобы подумать, что ему сказать.

Константин не замедлил ответить:

— Ты должен объяснить, почему ты приставал к женщине, которая должна выйти за меня замуж.

— Я объясню, если это всё.

— Тогда сделай это и поторопись.

— Не по твоему приказу.

— Тогда по моему требованию.

Когда он говорил это, тон Константина был злее, чем когда-либо, и казалось, будто он намеревается сожрать проглотить целиком своего друга или того, кто когда-то был его другом.

— Ты очень любезен, что просишь меня об этом, — сказал Когия с усмешкой. — Может быть, ты дашь мне подумать, прежде чем я отвечу?

— Не я. Ты этого не заслуживаешь, подлец.

— Ты сам такой. Однако я больше не собираюсь с тобой разговаривать. Доставай свой меч, и мы сейчас сразимся.

— Сначала объясни мне своё поведение, — сказал Константин. — Я даю тебе возможность защитить себя словами, прежде чем тебе придётся делать это с помощью холодного оружия.

— Ты очень добр.

— Почему?

— Потому что ты любезно дозволяешь мне объяснить своё поведение, прежде чем воспользоваться мечом, — сказал Когия с очередной усмешкой.

Этого Константин уже не мог стерпеть.

— Я не дам тебе возможность что-либо сделать, — взревел он. — Если ты не покинешь корабль в течение трёх минут, мои матросы выбросят тебя за борт, где тебе и место.

— Хотел бы я посмотреть, как они это сделают.

Тут Константин выхватил меч, и Когия сделал то же самое. Они уже собирались напасть друг на друга, когда Мари вышла на палубу и бросилась между ними, умоляя не драться. Несмотря на угрозы Константина и её собственное лицемерие по отношению к Когии, её совесть восставала при мысли, что мужчины, пусть даже они были турками и пиратами, должны сражаться из-за неё. Её самоуважение взяло верх, и она подумала, что ей должно быть стыдно за то, что она стала причиной драки.

— Если ты пообещаешь выйти за меня замуж, я не буду драться с этим человеком, — сказал Константин, — а если он извинится, я прощу его поведение, когда он приставал к тебе.

— Извиниться перед тобой? — сказал Когия. — После того, как ты со мной обошёлся? Сама мысль об этом нелепа, а дама говорит, что любит меня!

— Ты говорила ему это? — спросил Константин, с презрением обращаясь к Мари.

— Нет, — ответила та, несколько напуганная его поведением. Если бы она была немного смелее и не боялась, то никогда не солгала бы ему, но она опасалась за себя, и благоразумие подсказывало ей, что самым безопасным выходом из этого положения было бы сказать неправду. В конце концов, какое значение имела ложь, сказанная простому турку, пирату-нехристю, к тому же язычнику?