Он поднялся с дивана, на котором только что возлежал, являя собой образ сущего дьявола. Глаза его яростно сверкали, а черты лица приняли страшное выражение, которое усиливалось жестоким взглядом, свойственным ему от природы.
Подойдя к небольшому углублению в стене, он достал маленькую бутылочку, из которой налил беловатую жидкость в бутылку белого вина. Её было не больше чайной ложки, но это был очень сильный яд. Затем он отложил бутылку в сторону, чтобы её не было видно.
Затем он подозвал к себе маленького негритянского мальчика и дал ему золотую монету, предварительно сказав, что она достанется ему за определённую услугу.
Глаза мальчишки заблестели от алчности, но когда он услышал о поручении, с которым его посылали, он уже не выглядел таким весёлым.
Разумеется, Константин не говорил ему о предполагаемом убийстве, а просто сказал, что он должен взять бутылку вина и тайно пронести её в каюту Когии на его корабле.
Два корабля теперь находились очень далеко друг от друга, поэтому мальчик не мог преодолеть это расстояние вплавь, поэтому Константин сел за стол, написал Когии записку о каком-то неважном деле и отдал её мальчику, велев доставить её Когии, а пока тот будет её читать, поставить бутылку на стол или в любое другое место, где она вскоре будет замечена.
Лодка с двумя матросами была готова доставить его на корабль Когии, который остановился, как только моряки увидели приближающуюся к ним лодку.
Через двадцать минут она уже была рядом с кораблём, и мальчик поднялся на палубу, а затем вошёл в комнату Когии. Он передал ему записку и, пока тот читал, вынул бутылку из-за пазухи, где она была спрятана, и поставил её прямо на стол, надеясь, что Когия не заметит этого сразу.
Когия не видел, как он это сделал, но, закончив читать записку, решил, что она требует какого-то ответа и, подойдя к столу, чтобы написать его, заметил бутылку.
— Как это сюда попало? — спросил он, обращаясь к мальчику.
— Не могу знать, господин, — невинно ответил тот, с выражением недоумения на лице.
— Нет, знаешь, — сказал Когия, глядя ему прямо в лицо. — Когда ты вошёл, на этом столе не было бутылки, а теперь она есть. С того момента, как ты вошёл, сюда никто не входил. Как же тогда бутылка оказалась здесь, если ты не клал её туда?
— Я не знаю, господин, — сказал негр, пытаясь выглядеть невинным.
— Кто велел тебе оставить её здесь? — спросил Когия, начиная что-то подозревать.
— Я не знаю, господин, — сказал мальчик.
— Нет, знаешь, — с раздражением ответил Когия, — и если ты не скажешь мне это быстро, я прикажу выпороть тебя до полусмерти за ложь.
Мальчик задрожал от страха. Однако он не хотел рассказывать, потому что знал, что если он это сделает, то получит ещё одну порку от Константина.
— Я не знаю, — повторил он, покачав головой, по-видимому, от удивления.
— Что? Ты споришь со мной? — сказал Когия. — В жизни не слыхал такой наглости. Я никогда в жизни не слышал о таком. Я дам тебе ещё один шанс, и если ты мне не ответишь, то я накажу тебя вдвойне. Ты меня слышишь, маленький чёрный дурачок?
— Я вас слышу, господин, — сказал мальчик, — но не совсем понимаю, что вы имеете в виду.
— Нет, понимаешь, — сказал Когия. — Ты понимаешь это так же хорошо, как и я. Отвечай быстро, или я позову человека, который выпорет тебя. У тебя будет болеть спина, когда ты вернёшься к своему негодяю-хозяину, или я не настоящий турок.
— Я говорю вам правду, господин, — ответил парень, стараясь выглядеть очень тихим и невинным.
— Это примерно та же самая песня, которую ты пел раньше, — сказал Когия, — но тебе придётся запеть новую мелодию, если ты не скажешь мне правду, прежде чем мне придётся снова говорить с тобой.
— Думаю, я рассказал вам всё, господин, — сказал мальчик.
— Ах ты, маленький чёрный дьяволёнок! Эй, Абдул, тут есть кое-кто, на ком ты можешь испытать свою новую плеть, — крикнул он.
На его зов в комнату вошёл здоровенный матрос-турок.
— Вы звали меня, капитан? — спросил он.
— Да, Абдул. Иди и принеси свою плеть.
Мужчина вышел и вскоре вернулся с тяжёлой палкой в руке, к концу которой было прикреплено несколько кожаных ремней длиной около трёх футов. На конце каждого ремня был круглый кусок кожи, намного толще того, к которому он был прикреплён.
— Сними халат, — сказал Когия негритянскому мальчику. Тот повиновался, и матрос поднял плеть высоко в воздух, принявшись охаживать его по спине. Негр ревел от боли при каждом ударе, и наконец Когия сжалился над ним, приказав матросу остановиться.