- Полагаю, что это не имеет значения.
Это означало "да".
- Вы забеременели от Питера?
- Если я отвечу вам, - произнесла она, отвернувшись, - обещайте никогда не повторять мой ответ. Никому, даже Питеру.
- Хорошо.
- Тогда я вам скажу. Мы хотели ребенка, когда я была новичком в колледже. Я не сказала Питеру. Он был так молод, молод даже для своих лет. Я не хотела пугать его. Никому не сказала, кроме Роя, и, естественно, матери. Но даже им я не сказала, кто был отцом. У меня не было желания, чтобы меня забрали из школы и насильно заставили бы нас жениться. Рой очень рассердился на меня из-за этого, но он занял тысячу долларов и отвез меня в Тиджуну. Он организовал аборт по первому классу - с доктором, сиделкой, в абсолютно гигиенических условиях. Но после этого он стал считать, что я должна отдать ему эти деньги.
Она говорила безжизненным голосом. Она так же могла говорить о походе в магазин. Но это полное безразличие говорило о той травме, которая была нанесена ей и которая сдерживала проявление эмоций. Она спросила без всякого любопытства:
- Как вы узнали о моей беременности? Я думала, об этом никто не знает.
- Не важно, как я узнал.
- Но я сказала только Рою и матери.
- А они уже умерли.
Едва заметная дрожь сотрясла ее. Медленно, будто против своей воли, она повернула голову и посмотрела мне в лицо.
- Мне кажется, они были убиты, потому что знали о моей беременности.
- Вполне возможно.
- А что можно сказать о смерти Фрэнсиса?
- Пока нет никаких предположений, мисс Фэблон. Я блуждаю в потемках. У вас есть какие-нибудь мысли?
Она покачала головой. Ее яркие волосы мотнулись, коснувшись холодных бледных щек.
Питер нетерпеливо спросил из двери:
- Могу я теперь войти?
- Нет, не можешь. Уходи и оставь меня в покое. - Она встала, предложила и мне уйти.
- Но ты не должна оставаться одна, - сказал Питер. - Доктор Сильвестр сказал мне...
- Доктор Сильвестр - старая баба, а ты - другая. Уходи. Если не уйдешь, то я уйду. Немедленно.
Питер ретировался, и я за ним. Она закрыла и заперла дверь. Когда нас уже нельзя было слышать в коттедже, Питер набросился на меня:
- Что вы ей сказали?
- По сути, ничего.
- Вы сказали что-то, что вызвало у нее такую реакцию.
- Я задал ей один или два вопроса.
- О чем?
- Она попросила меня не говорить вам.
- Она попросила вас не говорить мне? - Его лицо склонилось близко ко мне. Я не мог даже его рассмотреть. Его голос звучал резко и угрожающе: Вы опять все разрушили, перевернули все вверх тормашками, ведь так? Я вас нанял. Джинни моя невеста.
- Скороспелая невеста, не так ли?
Возможно, мне не следовало это говорить. Он разозлился, обозвал меня вонючим грубияном и начал замахиваться на меня. Я заметил появившийся из темноты его кулак слишком поздно, чтобы избежать удара. Мне удалось увернуться, но не совсем.
Я не стал отвечать ему, но выставил руки, чтобы успеть поймать его руку, если последует второй удар. Он не стал продолжать.
- Убирайтесь отсюда, - прорычал он прерывающимся голосом. - Мы с вами все кончили. Здесь вы больше не нужны.
31
Морально я чувствовал себя не очень хорошо, поскольку уходил от незавершенного дела. Я вернулся обратно в свою квартиру в Западном Лос-Анджелесе и напился до состояния умеренного ступора. И даже тогда спал не очень хорошо. Я проснулся среди ночи. Капли дождя шуршали, как по целлофану, по стеклу. Я уже протрезвел и пребывал в состоянии какой-то паники: средних лет мужчина лежит в одиночестве в темноте, в то время как жизнь течет мимо, как уличный поток на шоссе.
Я проснулся поздно и пошел завтракать. Утренние газеты не сообщили ничего нового. Я пошел в свой офис и стал ждать, когда Питер переменит свое решение и позвонит мне.
Он мне, по правде, не был нужен. У меня все еще были его деньги. Даже без этого, даже без его поддержки в Монтевисте, я мог пойти работать с Перлбергом, расследуя убийство Мартеля. Но по некоей важной причине я хотел, чтобы он мне позвонил и нанял меня. Я подумал в своих ночных одиноких размышлениях, что приобрел воображаемого сына - бедного толстого сына, который проедал свои печали вместо того, чтобы пропивать их, как все нормальные люди.
Солнце пробивалось сквозь утренний туман и высушило тротуары. Моя депрессия постепенно проходила. Я перелистал свою почту, ожидая найти какое-нибудь предвестие.
Любопытный конверт из Испании с портретом генерала Франко на марке был адресован сеньору Лу Арчеру. Вложенное внутрь письмо гласило: Сердечный вам привет: это послание из далекой Испании для того, чтобы привлечь ваше внимание к нашему новому выпуску мебели с исключительно испанским орнаментом и характером, как, например, изображением корриды или танцев фламенко. Приезжайте и посмотрите в одном из любых наших магазинов в Лос-Анджелесе.
Мне понравилась папка для почты, которую прислала Торговая палата из Лас-Вегаса. Среди имеющихся развлечений упоминалось о плавании, гольфе, теннисе, кеглях, водных лыжах, походах в церковь и на концерты. Но ни слова не говорилось об азартных играх.
Собственно, это и было предвестие. Пока я с улыбкой рассматривал папку, позвонил капитан Перлберг.
- Вы заняты, Арчер?
- Не очень. Мой клиент потерял ко мне интерес.
- Очень плохо, - сказал он бодрым голосом, - вы могли бы нам обоим сослужить службу. Не хотели бы вы побеседовать со старушкой Мартеля?
- Его матерью?
- Это я и говорю. Она прилетела из Панамы сегодня утром и устроила плач над телом своего сына. Вы знаете больше о подоплеке всего дела, чем я, и мне пришло в голову, что если бы захотели поговорить об этом с ней, вы могли бы способствовать заглушению международного инцидента.
- Где она сейчас?
- Она сняла двойной люкс в отеле "Беверли-Хиллз". В данный момент она спит, но она ждет вас после обеда, скажем в четверть второго. Она для вас будет хорошим клиентом.
- Кто мне заплатит?
- Она заплатит. Она перегружена деньгами.
- Я думал, что она из голодной губернии.
- Вы ошиблись, - сказал Перлберг. - Генеральный консул сказал мне, что она замужем за вице-президентом банка в городе Панаме.
- Как ее зовут?
- Розалес, Рикардо Розалес.
Это было имя вице-президента того банка "Новая Гранада", который написал письмо Мариэтте с сообщением, что денег больше не будет.
- Буду рад нанести визит миссис Розалес.
Я позвонил профессору Аллану Бошу в Государственный колледж в Лос-Анджелесе. Бош сказал, что будет рад пообедать со мной и рассказать все, что знает, о Педро Доминго, но у него опять проблема времени.
- Я могу подъехать в колледж, профессор. У вас там есть ресторан?
- У нас три таких заведения, - сказал он. - Кафетерий, Инферно и "Вершина севера".
- Инферно звучит интересно.
- Менее интересно на деле, чем звучит. В действительности, это просто автомат. Давайте встретимся в "Вершине севера". Это на крыше нашего северного здания.
Колледж расположен на восточной границе города. Я выбрал Голливудскую магистраль до Сан-Бернандино и оттуда доехал до поворота на Восточную авеню. Территория колледжа представляла собой искромсанный холм, застроенный зданиями. Места для паковки было мало. Так что я запарковался на служебном месте и поднялся на лифте на шестой этаж, где находилась "Вершина севера".
Профессор Бош оказался моложавого вида человеком в возрасте лет тридцати, ростом достаточным для того, чтобы играть центральным в баскетбольной команде. Он немного сутулился, как все большие люди, но смотрел прямо. Его речь была отрывистой, со среднезападным акцентом.
- Удивительно, что вы приехали вовремя. Дорога загружена. Я занял место у окна.
Он провел меня к восточной стороне гудящего зала. Из окна открывался вид в сторону Пасадена и гор.
- Вы хотели бы, чтобы я рассказал вам все, что знаю, о Педро Доминго, - произнес Бош за луковым супом.