Ложем ей служила подстилка из листьев, покрытая овечьей шкурой, под головой был свернутый плащ Конана, меховое одеяло сползло на утоптанный глиняный пол. Деви поспешно натянула его до самой шеи и огляделась. Неровные стены дома были сложены из огромных валунов, скрепленных высохшей на солнце болотной глиной. Мощные балки поддерживали крепкие доски потолка, в которых она заметила прикрытый крышкой лаз. Вместо привычных окон в толстых стенах были прорублены узкие бойницы. Дверь, ведущая из помещения, представляла собой огромную бронзовую плиту, несомненно украденную с какой-нибудь вендийской башни. Напротив виднелся каменный загон, отделенный от жилого помещения деревянной решеткой. Пофыркивая и жуя сено, там топтался великолепный черный жеребец. Дом служил обитателям и крепостью, и жилищем, и конюшней.
В другом конце комнаты возле небольшого очага на корточках сидела горянка в широкой кофте и мешковатых штанах. Она обжаривала ломти мяса на железной решетке, укрепленной на камнях. Дым костра частью уходил в закопченное отверстие в потолке, частью — стелился по комнате голубоватыми прядями.
Горянка мельком взглянула на Жазмину, обратив к ней красивое лицо со смелыми чертами, потом вновь вернулась к своему занятию. Снаружи послышались мужские голоса и, отворив дверь ударом ноги, в комнату вошел Конан. Утренний свет осветил его могучую фигуру, и Жазмина заметила то, что не видела в ночной темноте. Одежда варвара был чистой и незаношенной, широкого бакарийского пояса, за которым торчала рукоять кинжала, украшенная серебряной инкрустацией, не постыдился бы и князь, а в расстегнутом вороте рубашки поблескивала сталь туранской кольчуги.
— Твоя пленница проснулась, Конан, — сказала вазулка.
Киммериец что-то проворчал себе под нос, подошел к огню и смахнул скворчащие ломти мяса на глиняное блюдо. Сидевшая на корточках горянка улыбнулась ему и отпустила какую-то шутку, на что он ощерил зубы и, легонько поддав девушке под зад носком сапога, опрокинул ее на земляной пол. Похоже, это грубоватое обращение очень понравилось вазулке, но Конан уже не обращал на нее внимания. Достав с полки краюху хлеба и медный жбан с вином, киммериец отнес все это Жазмине, которая, сев на своем ложе, настороженно разглядывала варвара.
— Не слишком подходящий харч для Деви, детка, но лучшего нет, — буркнул он, ставя еду и питье на землю возле постели. — По крайней мере, голодной не останешься.
Деви вдруг поняла, что готова сейчас съесть хоть дюжину лягушек, которыми, как она слышала, питаются кхитайцы. Без лишних слов она подхватила блюдо, поставила на колени и принялась хватать пальцами горячее мясо, не надеясь, что здесь ей подадут столовый прибор. Немного насытившись, она вспомнила о своем высоком происхождении и стала есть помедленнее, отщипывая кусочки хлеба и вытирая ими лоснящиеся губки. Конан возвышался над ней, заложив руки за пояс и насмешливо глядя на эту трапезу особы голубой крови.
Покончив с мясом, Деви обратилась к своему похитителю:
— Может, ты скажешь, где я?
— В доме Яр Афзала, вождя Курум Вазулов, — ответил киммериец. — До Афгулистана отсюда добрые две мили. Мы отсидимся у вазулов, пока кшатрии прочесывают горы. Они ищут тебя. Горцы уже вырезали пару отрядов. Хочу, чтобы Чундер Шан…
— Что ты еще задумал?
— Наиб должен отпустить моих конокрадов. Вазулки уже выжимают черный сок из листьев шоки, и вскоре ты сможешь написать ему письмо.
После еды к Жазмине вернулись силы, а вместе с ними — и вчерашний гнев. Мысль о том, что она стала пленницей человека, которого намеревалась использовать в своих целях, была непереносима. Отшвырнув блюдо с остатками еды, Деви вскочила на ноги, яростно сжимая кулачки.
— Никакого письма не будет! Если ты не отвезешь меня назад в крепость, кшатрии повесят тех семерых, а вмести с ними еще тысячу!
Вазулка поперхнулась, пытаясь сдержать смех, Конан грозно нахмурился. Открылась дверь, и в комнату вошел Яр Афзал. Вождь вазулов был не ниже киммерийца и также широк в плечах, но рядом с жилистым северянином казался неуклюжим увальнем. Солидно огладив рыжую бороду, он взглядом отослал горянку и, когда та вышла, обратился к приятелю:
— Мои людишки ропщут, Конан. Крови им подавай… Хотят, чтобы я тебя убил, а за девку взял выкуп. Говорят, она из благородных, по одежде видно. Спрашивают, чего это афгульские собаки должны получить все, когда мы прячем ее у себя, рискуя шкурами?