Действительно, туранцы загнали афгулов в тупик. Долина постепенно сужалась, заканчиваясь глубоким оврагом и котловиной с крутыми, непреодолимыми стенами.
Наездники в тюрбанах отступали к расщелине. Поняв, что выхода из долины нет, они развернули коней в сторону нападавших и медленно пятились, прикрываясь круглыми щитами от града стрел и стреляя в туранцев из луков. Секундерамцы теснили их решительно, но не приближаясь близко и не вступая в сечу. Они знали ярость доведенных до отчаяния горцев, а признав в противнике афгулов, стали особенно осторожными. Была и другая причина медлить: их эмир нуждался в заложниках и намеревался принудить уцелевших афгулов сдаться на его милость.
Эмир был человеком дела. Когда он со своим войском достиг долины Гурашах и не обнаружил там Керим Шаха, он двинулся дальше, доверившись своему знанию гор. Его войско выдержало многочисленные стычки с горцами, и во многих горных селениях сейчас плакали над убитыми и лечили раненых. Эмир отлично понимал, что мало кто из его копьеносцев вернется живым в Секундерам: слишком многочисленны были местные племена, слишком враждебно настроены и слишком хорошо знали каждую тропинку. Но, преданный своему господину, эмир во что бы то ни стало стремился выполнить приказ Ездигерда: отнять у афгулов Деви и доставить ее владыке Тура на в качестве невольницы. А если ситуация сложится не в пользу эмира, отрубить ей голову и с честью погибнуть самому.
Конечно, ничего этого не знали ни Конан, ни Жазмина, наблюдавшие сверху за сражением.
— Похоже, охотники стали дичью, — саркастически рассмеялся киммериец. — Мои бывшие друзья охотились за мной, обшаривая каждый закоулок, и вот сами угодили в западню. Несчастные глупцы! Они долго не продержатся. Как только туранцы загонят их в котловину, с ними будет покончено.
Секундерамцы уже оттеснили афгулов в ущелье. Тут вышла заминка: закованные в броню всадники опасались атаковать в узкой горловине, а их противники сгрудились, прикрывшись щитами и не желая отступать ни на пядь.
Конан, мрачно нахмурив брови и поигрывая рукоятью кинжала, что-то обдумывал. Наконец сказал:
— Деви, я должен идти к ним. Найди какое-нибудь укрытие, где переждешь, пока я вернусь. Ты говорила, что должна жить интересами своей страны… Ну, не буду делать вид, что эти волосатые бестии мои дети, но они все еще мои люди. Вождь не должен покидать своих воинов, даже если они покидают его первыми. Им казалось, что они были правы, обвиняя меня… К Нергалу болтовню, я не буду стоять в стороне и смотреть, как они гибнут! Я все еще вождь афгулов и докажу это! Покинь седло.
Жазмина соскочила на землю.
— Ты бросаешь меня? — беспомощно спросила она. — Похитил, увез из моей страны, а теперь хочешь оставить одну среди скал?!
Конан, тронувший было коня, намереваясь спуститься в долину, натянул поводья.
— Ты тоже права, — сказал он растерянно, — только Кром знает, что я должен делать. Знает, да не скажет…
Жазмина вытянулась в струнку и даже приподнялась на цыпочки, к чему-то прислушиваясь.
— Слушай! — воскликнула она, и радость мелькнула в ее прекрасных глазах.
Ветер донес до них слабые отзвуки боевых труб. Глянув налево, они увидели далеко впереди, там, где кончались отроги, обрамлявшие долину, колонны всадников. Они ехали, сверкая на солнце сталью копий, шлемов и золотой оковкой щитов.
— Вендийская конница! — вырвалось у Деви.
— Их тысячи, — сказал Конан. — Давненько кшатрии не забирались так далеко в горы.
— Они ищут меня! — выкрикнула Жазмина. — Дай мне своего коня, Конан! Я поеду к своим воинам, впереди спуск не так крут, я справлюсь. Иди к своим, и попробуйте продержаться еще немного. Я направлю вендийскую конницу в тыл туранцам. Ударим с двух сторон! Быстрее! Неужели ты хочешь, чтобы твои люди погибли из-за медлительности своего вождя?
Конан смотрел на Жазмину и не узнавал ее. Не робкая пленница и не изнеженная девушка стояла перед ним. Пылающими глазами на него смотрела воительница, Деви Вендии, истинная властительница этой великой страны. Соскочив на землю, он бросил ей поводья.
— Я верю тебе, — сказал варвар. — Постарайся успеть.
Не оборачиваясь, он двинулся вниз по крутому откосу и услышал за спиной удаляющийся стук копыт.
Конан пробрался по краю скалистого обрыва к тому месту, где туранские всадники наседали на афгулов. Он нашел узкую трещину в скале и, упираясь в ее края ногами и руками, ловко спустился вниз.
Туранский сотник в изукрашенном богатой вышивкой плаще натягивал тетиву лука, когда какая-то тень метнулась к нему от темной выемки в стене оврага. Он не успел ничего понять, как кинжал киммерийца пронзил его шею, и воин покатился на камни, гремя кольчугой и обливаясь кровью. В следующий миг Конан уже был в седле, подхватив золоченные поводья и разворачивая коня навстречу ошеломленным воинам эмира. Он успел выхватить из рук убитого кривую саблю и сразить еще несколько туранцев, прежде чем афгулы узнали его.