Не обращая внимания на упавшего, Хемса подошел к первой же двери и прижал раскрытую ладонь к массивному бронзовому замку. Раздался треск, и девушка увидела, как по крепчайшему тиковому дереву створок побежали глубокие трещины, замок с глухим стуком упал на камни, а засов погнулся, на глазах вылезая из кованых гнезд. Даже сорок воинов, орудующих тысячефунтовым тараном, не смогли бы так легко совладать с массивной дверью темницы. Словно опьянев от свободы, Хемса играл своей чудесной силой, подобно молодому гиганту, не опасавшемуся гнева богов за свои рискованные выходки.
За выломанной дверью оказалась железная решетка, окружавшая небольшой дворик, озаренный неясным светом выглянувшей луны. Чья-то волосатая рука сжимала прутья, в полумраке поблескивали белки неведомых глаз.
Некоторое время Хемса вглядывался в эти пылающие глаза, потом сунул руку за пазуху и высыпал на каменные плиты горсть искрящейся пыли. Вспыхнул зеленоватый огонь, осветив решетку и семерых стоявших за нею людей, их потрепанную афгульскую одежду и орлиные черты заросших лиц. Люди стояли недвижно, но в глазах их читался ужас, волосатые пальцы судорожно сжимали железные прутья. Огонь погас, но остался дрожащий отблеск зеленого шара, пульсирующего и трепещущего на камнях возле ног Хемсы. Узники не могли отвести от него взгляды. Шар вытянулся, превращаясь в спираль из ярко светящегося зеленого дыма, который скручивался, точно огромная змея напрягала сверкающие кольца своего могучего тела. Потом эти нити сплелись и стали облаком, медленно двигающимся по мостовой прямо к клетке. Узники с ужасом следили за его приближением, все так же храня молчание, но тела их вздрагивали так, что крепкая ограда шаталась: казалось, еще миг, и она рухнет. Облако достигло решетки и скрыло ее зеленым туманом от глаз девушки. Густые клубы проникли внутрь клетки, окутали горцев… Из неясной мглы долетели глухие стоны, и все смолкло.
Хемса тронул за плечо свою окаменевшую от удивления спутницу и пошел к выходу. Она последовала за мужчиной, все время оглядываясь через плечо. Туман рассеялся, открыв смутные очертания семи неподвижно лежащих тел. Возле самой решетки стояла пара обутых в сандалии ног, срезанных ниже колена — словно чудовищный серп скосил человека, как ничтожный колос.
— А сейчас оседлаем скакуна, более резвого, чем любой, взращенный в конюшнях смертных, — сказал Хемса. — Он домчит нас в Афгулистан еще до рассвета.
Похищение казалось Деви Жазмине страшным сном. Только во сне все происходит столь быстро: объятия могучих рук, горящие глаза могучего горца, его горячее дыхание, обжигающее шею, головокружительный прыжок через окно на зубцы стены, бешеный бег по крышам… Ее сковал страх высоты, когда похититель ловко спускался по канату, привязанному к ангулу, перекинув свою жертву через плечо. Все это всплывало в памяти, словно смутный кошмар, вызванный тяжелой болезнью. Немногим лучше помнился стремительный бег человека, несущего ее на руках, словно ребенка, тень деревьев, запах кожаного седла и дикое ржание горячего балканского жеребца. Потом была бешеная скачка под стук копыт, высекавших искры из каменистой, ведущей через предгорья дороги.
Когда ясность мыслей вновь вернулась к Деви, первыми ее чувствами была всепоглощающая ярость и жгучий стыд. Она, Деви Вендии, где монархи почитались почти как боги, перекинута через луку варварского седла, словно обычная девка, купленная на торжище! Гнев победил страх, и она стала вырываться, осыпая горца проклятиями.
Конан легко подхватил девушку и усадил лицом к себе на перекинутый через холку лошади меховой плащ. В свете звезд сверкали его белые зубы, голубыми искрами горели глаза, а могучая рука придерживала пленницу. Впервые в жизни Жазмина подчинялась силе. Голова кружилась от стремительной скачки, и девушка с ужасом заметила, что горец отпустил поводья, доверив коню во весь опор мчаться по усеянной валунами дороге. Варвар небрежно держался в седле, словно был частью своего скакуна. Он сидел так близко к дочери короля, что его дыхание обжигало ее щеку.