Кто-то из дворцовых прислужников стоял рядом, пытаясь сдержать стон: его рука была распорота от локтя до кисти. Из выходящей к морю высокой галереи, на дальней стороне площади, выглядывали служительницы храма, легкий ветер колыхал белое покрывало Киферы.
— Ты, — сказала я прислужнику, — встань. Иди в дворцовые хранилища и кухни, выведи женщин Вилусы. И пусть выйдут остальные, нужно позаботиться о раненых.
Я повернулась к кормчему «Семи сестер»:
— Ты получишь тех, за кем пришел, и кровопролитию в городе больше не быть. Скажи это своим людям.
— Мы не тронули храм, мы — Ее народ.
— Хорошо, что ты об этом помнишь.
Кормчий поднялся.
— Мы пришли вызволить своих. Вступая в перемирие, мы находимся в Ее воле и в Ее руке.
За спиной нарастал плещущий звук: у стены гавани, позади дворца, горели гончарни и помещения для учетчиков зерна.
Я повернулась к пилосцам:
— Остановите огонь, пока он не перекинулся на кладовые: туда собрано все зерно.
Они с готовностью кинулись исполнять: в кладовых, где вкопаны в землю глиняные сосуды высотой в человеческий рост, хранились зерно и чечевица, и сухая засоленная рыба, и свежие оливки в масле, и молодое вино. Продовольствие им еще потребуется.
Двое из тех, что пришли на кораблях, занялись ранеными. Коренастый с рассеченной щекой помогал кому-то подняться, когда послышался женский вскрик — молоденькая девушка в испачканном хитоне выбежала из ворот и бросилась ему на шею, бессвязно причитая.
Слезы потекли по его щекам, мешая соль с кровью.
— Сестренка, маленькая моя! Ты жива! Тия!
Я отвернулась.
Распахнулись ворота храма, оттуда стали выглядывать женщины и дети, укрывшиеся у Ее алтаря. Кифера и две прислужницы вышли с непривычной поспешностью, неся бурдюки с водой, чтобы обмыть раненых и умирающих.
Когда подсчитали потери, оказалось, что погибших не так много: десять пилосцев и двое из нападавших. Ранены десятка два, все не опасно. Я была начеку. Приказала пилосцам вытащить маслины и вино из кладовой рядом с гончарней: ветер добрасывал туда искры пожара. Если не смогут вынести огромные напольные кувшины, то спасут хотя бы мелкие, с соленой рыбой и вином.
Ветер подхватил мое покрывало и развевал его как флаг за спиной; искалеченная нога сделалась коричневой от крови.
Сзади подошел кормчий «Семи сестер».
— Ты из Вилусы, — сказал он, — но я тебя никогда не видел.
— Я — пифия.
В воротах послышался шум: солнце стояло уже высоко, работавшие у реки женщины добрались до города. Темноволосые, растерянные — всего около тридцати, из них пять или шесть возраста моей матери. Остановившись в воротах, они оглядывались, переговаривались, кивали в сторону кораблей, всматривались в лица мужчин, что грузили на борт кувшины с оливками. Я вроде бы не разрешала пришельцам брать то, что спасено из огня, но пусть уж возьмут немногое и не рассчитывают на остальное.
Одна из женщин вдруг шагнула вперед:
— Муж мой! Никос!
Молодой мужчина, поднимавший на плечо кувшин с оливками, перекинул его в чьи-то руки и ринулся через площадь.
Внезапно все пришло в движение. Кого-то окликали, кого-то искали взглядом; многим не суждено было встретить знакомые лица. У женщин спрашивали вестей о других женщинах, о детях. Ровесницы моей матери стояли с детьми в стороне: велика ли надежда встретить родичей сейчас, спустя восемнадцать лет…
Наконец одна из тех, кого я знала в детстве, поймала за рукав воина:
— Анати, неужели ты? Так возмужал!..
Его глаза удивленно распахнулись.
— Тетушка Лида! Не может быть, ты ведь погибла в пожаре!
Она помотала головой, на глаза навернулись слезы. Два мальчика младше Арена, прижитые ею в рабстве, стояли рядом, молча глядя на происходящее.
Я отвернулась. Моя мать умерла.
Пожар удалось остановить, хотя два хранилища сгорели. Мужчины Вилусы грузили на корабли последние амфоры, поднимали на борт женщин и готовились к отплытию.
Солнце уже садилось. Со стороны гор шли огромным покровом тучи с проблесками молний. Ветер влажной прохладой коснулся моего лица. Ночью будет гроза.
Я уже успела обойти все дома, где были мертвые, и совершить положенные обряды.
Ко мне снова подошел кормчий.
Я обернулась к нему в лучах заходящего солнца. Ветер шевелил мое покрывало, заколотое медными булавками.
— Как ты здесь оказалась? — спросил он. — Кто ты?
— Я пифия. Я тоже из народа Вилусы.