— Так оно было бы лучше.
— Вот уж нет. Тия, посмотри на меня.
В ее взгляде не было того желания смерти, которое я боялась увидеть.
— Я не смогу сказать Косу. Но рано или поздно узнает и он.
— Узнает, и все обойдется.
Она наклонилась вперед, перегнувшись через колени.
— И остальные тоже увидят. Мне не нужен этот ребенок, а ты велишь его оставить.
— Каково быть военной добычей, здесь знает любая женщина, даже если ей повезло сбежать из города и не попасть в плен. И многие из детей рождены от врагов. Никому не придет в голову тебя осуждать. Помнишь, что сказал царевич Эней?
Тия взглянула на меня и помотала головой.
— Для народа ценен и невосполним каждый человек.
— Даже грудные младенцы, — повторила она. — Но я не хочу этого ребенка, сивилла! Я его возненавижу, мне останется выкинуть его в море! Я только и буду желать ему смерти! Скажи, что можно бросить его после родов…
— Нет, — сказала я, и во мне зазвучало непреклонное Ее милосердие. — На ребенке покоится Ее рука.
— Он умрет?
Я снова коснулась ее живота.
— Это девочка. Если она выживет, она будет принадлежать Владычице Мертвых.
На корабле, рядом с Тией, мне снились молодые оливы на склоне холма и рыжеволосая девушка в черном, говорящая со мной гранатовыми губами Смерти. Губы — Ее, но вот руки, бледные и тонкие, как у Тии, только усыпанные золотистыми веснушками, принадлежали живой девушке.
— Она внучка Ясона, корабельного мастера. Когда ты отлучишь ее от груди, я возьму ее в учение: она будет воспитана как дочь святилища и станет сивиллой после меня.
— Ты ее возьмешь? Правда?
— Да. — Я одернула ее хитон. — Я приму твою дочь и дам ей служение, ее имя будут чтить.
«Ты не одна», — когда-то сказала Владычица. Нести Ее доверено не мне одной: рядом есть еще эта крошечная частичка жизни, способная удержать Ее в себе, — та, что будет пифией после меня.
— Ты скажешь Косу? — спросила Тия.
— Скажу, если хочешь. Или скажешь сама, а я помогу. Но какие бы проклятия ни призывал он на ахейцев, какой бы местью им ни грозил, он не станет тебя упрекать.
Он и вправду не упрекал. Назавтра мы сидели втроем на скалах, пока «Дельфин», «Крылатая ночь» и «Жемчужина», расправив за собой сети, ловили рыбу в океане, на время превратившись из боевых кораблей в простые рыбацкие лодки. Накормить толпу людей непросто, и если собирать яйца чаек на острове нам не позволено, то морскую рыбу, выловленную подальше от берега, нам никто не запрещал.
Какие могли быть упреки, если Кос со слезами на глазах просил у Тии прощения за то, что не смог ее уберечь. Он тогда был в море; старшая сестра, оставив своего младенца на попечение Тии, ушла к торговым лавкам, дома оставался маленький брат. Их родителей убили, племянника Тии вырвали из рук и зарубили у нее на глазах, о сестре больше никто не слышал.
— Не надо было мне тогда уходить, — сдавленным от слез голосом проговорил Кос. — Лучше б мне погибнуть, чем с тобой такое…
— Если б ты погиб, — сказала я мягко, — кто сейчас заботился бы о Тии и ребенке? Живой брат ей намного нужнее.
— Как я виноват, Тия, сестричка…
— Ты не виноват! — Глядя на него, она тоже заплакала. — Я знаю, ты кинулся бы на защиту. А мне надо было бежать или… ну что-нибудь делать. Мне снится одно и то же, и каждый раз я застываю как вкопанная…
— Когда некуда бежать, не убежишь, сестренка…
Я смотрела, как над ними, плачущими, кружились в небе чайки.
— Из большой семьи уцелели вы двое, — сказала я, — вам остается жить и поддерживать друг друга.
— Поддерживать — только это и остается любому из нас, — ответил Кос.
— Просто мы слились в одну семью — моряки и коневоды, жители нижнего города и обитатели крепости. Один народ, и ответственность одна на всех.
Кос отер слезинку с лица Тии.
— Твой ребенок — последний в нашем роду. Обещай, что будешь осторожна и не наделаешь глупостей. Помнишь, как мать хотела внучку? Когда Кианна была в тягости и все ждали мальчика, она одна мечтала о девочке.
Тия рассмеялась сквозь слезы:
— А ведь правда!..
— Все обойдется, — сказал Кос, — я позабочусь о вас обеих, пока не придет пора отдать малышку Владычице, как говорит сивилла.
— Да, — подтвердила я, — она станет мне ученицей и дочерью.
Когда они ушли, солнце стояло уже высоко. Болела голова, хотелось пить. Я не пошла в лагерь, где вокруг столько людей — тебя то и дело окликают, каждому что-то нужно… Голова пылала, по пути к источнику мечталось только об одном: полежать в тени камней, в темноте.