Выглянув в окно, хлопающее своей незакрытой форточкой, я сказал:
– Пойдём, Броня. Посмотри на эту мразь в последний раз, и пойдём. Путь нас ждёт совсем неблизкий.
Меньше чем через минуту мы оба вышли из кабинета, где висел коллаборационист Власов, и быстрым шагом направились к лестнице. Прежде чем покинуть эту, забытую Богом военную базу, нам нужно было ещё, как минимум, разобраться с тем пареньком-часовым…
Чёрная Армия, Свердловск. 12 января, 1962 год.
– Ты уже уходишь? – игриво спросила меня Аня, высовывая голову из-под одеяла.
– Да, уже ухожу, – холодно ответил я, стоя перед зеркалом и заправляя рубашку в форменные брюки. – Меня ждут в штабе.
– Могут подождать и подольше, – она откинула одеяло и, встав с кровати, обняла меня сзади. – Ты ведь у нас герой, только что с операции вернулся и имеешь полное право отдохнуть.
Всё это она говорила, водя по моей груди ладонью, и всё теснее и теснее прижимаясь губами к уху. При этом, судя по той картине, что я наблюдал в отражении, одеться она не удосужилась.
– Вернись в постель. – равнодушным тоном ответил я на её заигрывания. – Окно открыто, простудишься.
Форточка в комнате действительно была открыта, давая полную вольницу уральскому морозу. Анина рука тут же исчезла с моей груди. Сама она отстранилась, и, возмущённо фыркнув, вернулась в кровать, закутавшись в одеяло и повернувшись ко мне спиной.
Обиделась.
Я же тем временем продолжил свои сборы. Застегнул воротник чёрной рубашки, накинул на неё сверху такой же чёрный китель с белой, пятиконечной звездой на рукаве, перетянул его массивным армейским ремнём. Сев на краешек кровати, натянул высокие тяжёлые сапоги. Анька при этом не издала ни звука.
Я перебросил через шею лямку своего офицерского планшета и направился к выходу из квартиры. Лишь в прихожей до меня донёсся обвиняющий голос из спальни:
– Для тебя всегда служба была важнее, чем я! – плаксивым голоском запричитала Аня.
Вот же взбалмошная девица. Мне ничего не оставалось, кроме как ответить своей обычной для таких скандалов фразой:
– Мы это уже обсуждали.
Хлопком тяжёлой входной двери, я отсёк себя от недовольных криков моей же любовницы. Сразу стало заметно тише. Поправив воротник рубашки, я широким шагом пошёл к выходу из подъезда. Всего-то через два лестничных пролёта, обшарпанных и заплёванных до самого нельзя, я оказался на зимней свердловской улочке. Холодный воздух тут же освежил мои мысли и подчистую вымел раздражение, направленное на несносную девчонку. В конце концов… в конце концов, это ведь Аня. Чего ещё я от неё ожидал?
Когда мы впервые познакомились, я не думал, что у нас с ней так далеко всё зайдёт. Точнее, я вообще не думал, что увижу её во второй раз. Это было, насколько я помню, на мой двадцатый день рождения. Подумать только, уже тринадцать лет прошло с тех пор. Я тогда ещё не вступил в ряды разведки и, как и многие молодые люди моего возраста, прозябал в армейских казармах на краю Свердловска. Конечно же, у меня, как у любого здорового парня в моём возрасте, свербило в одном месте. Поэтому, в день своего двадцатилетия, я, старший сержант отдельного мотострелкового батальона имени генерала Конева, решил утолить свою тоску по женскому полу и направился в близлежащий бордель. Раньше, при социализме, проституция у нас в стране была запрещена, но хочется задать вопрос: где этот социализм сейчас? Маршал Жуков правильно сделал, что разрешил бордели. Особенно учитывая тот факт, что вся наша страна, по сути, превратилась в одну огромную военную базу. Каждый здесь солдат, каждый ведёт свою собственную войну. Кто-то – против голода, кто-то – против болезней, кто-то – против немцев, не прекращающих своих разрушительных бомбардировок и устраивающих рейды с целью прощупать нашу оборону. А солдаты, впрочем, не только они, чтобы не сойти с ума, обязаны развлекаться. В том числе бабами, водкой и куревом. Бабами – в первую очередь. Потому что если у гражданских ещё была хоть какая-то возможность обустраивать свою личную жизнь, то у этих бедолаг, к которым в то время принадлежал и я, такой возможности не было.
Аню я выбрал сразу. Это не была какая-то любовь с первого взгляда, отнюдь нет. Мне, если честно, иногда кажется, что я любить вообще не умею. Она мне просто понравилась. Какими-то особенными предпочтениями в постели я никогда не отличался, тем более в юности, поэтому мне бы подошла любая симпатичная молоденькая девушка. Анька таковой и являлась. На два года младше меня, ей едва исполнилось восемнадцать лет. На голову ниже, шатенка, но тогда красила волосы в рыжий. Яркие синие глаза. Вот, собственно, и весь портрет. Нам тогда хватило двадцати минут и мы, отдышавшись после действа, недоумённо глядели друг на друга, не понимая, что нам, собственно, делать дальше. Я решил взять инициативу в свои руки и пригласил её посидеть в кафетерии, который при борделе также был. Денег у меня тогда было немного: лишь скудные увольнительные и свои небольшие сбережения. Но, собственно, мы и не заказали ни мраморной говядины, ни кувшина водки, ни свежих морепродуктов. Так, выпили по чашке суррогатного, почти безвкусного кофе, поговорили о какой-то ерунде, меня ещё раз поздравили с днём рождения, а потом Анька убежала. График, наверное, плотный был. Я же, ещё чутка посидев, тоже отправился в казарму.