— Любой. Я знаю многих таких.
— Звёзды говорят, он помечен. Его тело и душа с перерождением изменились. Надломились, стали иными. Потому я и подумал о тебе. Не зря ты возродился Жнецом перед самым её приходом. Может ты её телохранитель, тогда она обязательно встретится тебе. Или уже встретилась?
Старик многозначительно посмотрел на девушку у камина.
— Здесь без вариантов, — произнёс Меченый. — Этой телохранитель не нужен.
— Значит, встреча скоро случится, и тогда все мои знания к её услугам. Приведи её. И ещё, у Избранной есть отличие, но я пока не разгадал какое. Что-то связанное с цветом. То ли волосы, то ли… Знаю одно — она чужачка.
— Значит Избранная — чужачка, отличающаяся от иных, и у неё есть помеченный телохранитель. И где должна состояться встреча?
— Чёрный Лебедь виден лишь с Гелей. Каждому известно, на Севере все дороги сходятся в одну. Полагаю, тебе стоит добраться до Кустаркана, а там твои мёртвые голоса укажут на неё.
— Но если я её найду, почему полагаете, что обязательно приведу к вам? Вы часто ошибались в выборе. Может со мною также?
— Надеюсь, на этот раз ошибки не будет.
— Одна просьба, — Меченый кивнул в сторону камина, — свою спутницу я оставлю здесь.
— Оставляй, я научу её считать звёзды, — кряхтя, старик поплёлся к огню, жестом указывая Хоргулию накрывать на стол: — Что ж, гости, верно, устали с дороги? Полно разговоров, пора ужинать и спать.
Оставшись наедине с Меченым, Грязь ткнула пальцем в конструкцию, расположенную последи залы, и с вызовом спросила:
— В эту штуку он разглядывает небо?
— Да. Это смотровая труба.
— Так назвал её старикашка?
— Ты не зовёшь его Инквизитором? — Меченый усмехнулся, поправляя амулет.
— Пф-ф! Ты веришь в этот бред? — фыркнула девушка, внимательно присматриваясь к движениям собеседника.
— Всё сказанное — правда.
— Ладно тебе, правда, — язвительно передразнила разведчица. — Сам Бесноватый Поло как-то рассказывал, что видел Верховного драконом, летящим над землёй в сторону Омана. Как думаешь, кому я поверю, хлипкому старикашке или самому Поло?
Меченый лёг в дальнем углу, девушке же постелили на укрытом медвежьей шкурой огромном деревянном сундуке рядом с камином. Разглядывая отвернувшегося спиной хромого, Грязь видела, как от мерного дыхания двигается его худое плечо.
— О чём вы говорили? — тихо спросила.
— О приходе Матери, — не поворачиваясь, ответил тот.
— О женщине?
Меченый молчал.
— Что за Мать?
— Думает, она объединит Сухоморье.
— Женщины — плохие матери.
Меченый повернулся:
— Это ещё почему?
— Женщины — хорошие суки. К примеру, пришлая отакийка. Или моя мать…
— Но ты тоже женщина.
— Никогда больше не говори так! — прошипела Грязь, вскочив с сундука.
— Ладно-ладно, Като, — успокаивающе произнёс Меченый. — Спи, давай. Завтра расскажу.
Проснулась она, когда солнечные лучи, пробиваясь сквозь потолочное окно, вовсю искрились на медных деталях смотровой трубы. Спать под крышей и на меховой лежанке несоизмеримо приятнее, чем на голой земле под звёздным небом. И всё же, необъяснимое чувство тревоги не давало девушке вдоволь насладиться утренним пробуждением. Она осмотрела залу, и взгляд её замер в дальнем углу, где спал Меченый. Вернее, где должен был спать. Угол был пуст.
Вскочив с лежанки и на бегу застёгивая ременную пряжку, северянка бросилась к двери. На улице раскрасневшийся Хоргулий широкой деревянной лопатой убирал выпавший ночью снег.
— Где он?! — выпалила сходу.
— Уехал, — не прекращая работу, ответил мужчина.
— Без меня?
— Он свободный человек, — и добавил чуть слышно: — если вообще человек.
— Видимо, ты ему не особо нужна, дочка, — за спиной раздался стариковский скрип.
Грязь резко обернулась:
— Он уехал в Кустаркан?
— Вероятно, не хотел будить, — на пороге с огромной щёткой в одной руке и с блестящим башмаком в другой стоял звездочёт.
— Мне нужна лошадь! — выкрикнула разведчица.
— Зачем? — спросил Птаха. — Ты же не умеешь верхом.
— Не велика наука, — отрезала Грязь. — Так что, дашь коня? Теряем время.
— Ладно, только с возвратом, — обиженно проскрипел отшельник. — Хоргулий, выведи Белоснежку. Надеюсь, вы скоро вернётесь. И не одни.
Хоргулий воткнул лопату в сугроб, скрылся в конюшне и вывел оттуда белую неосёдланную кобылицу.
— Седло не дам, — хмуро обронил он, подведя лошадь к девушке. Животное спокойно взглянуло на неё, будто знало тысячу лет.