Кто бы что ни говорил, а война — благодать для торговли. Но время шло, и в деловых кругах начали ходить опасливые разговоры о жизни после войны. Будет ли послевоенный порядок таким же благоприятным для знати и безоброковым для коммерции, каким он есть теперь? Мнения купцов склонялись к мрачным прогнозам. Но сейчас, пока дележ короны набивал их кошельки, порт Оман богател на глазах, а вместе с ним процветала и высшая школа. Местные купцы и вельможи, поддерживая войну нажитыми на ней деньгами, не жалели томанеров для собственных чад. Платили целые состояния лучшим заморским учителям за обучение наукам и языкам их избалованных дочерей и сынков-недорослей, тайно надеясь отправить тех за море в сытую и зажиточную Отаку, где можно не опасаться за их будущее.
Здание учебного заведения располагалось далеко от пристани, в стороне от торговых улиц, и, возвышаясь над тихой улочкой неподалеку от наместнического дома, выглядело под стать своей репутации.
— Подождите, занятия скоро кончатся, — преградил дорогу стоящий у входа в главный корпус, без конца вытирающий платком потную плешь, невысокий старичок. Медные пуговицы на его строгом синем костюме, ярко блестели, отражая послеобеденное солнце.
Подчинившись, Микка Гаори в ожидании уселся в заросшей синим клематисом беседке на каменную скамью. Старинный фасад поражал величием. Солнце искрилось в причудливых витражах его высоких арочных окон. Громоздкая замысловатая лепнина карнизов, которые вовсю облюбовали голуби, изумляла витиеватостью узоров. Всё здание походило на непревзойденный архитектурный шедевр.
Разглядывая массивные кованые ворота, молодой барон думал о том, узнает кузину или нет. Прошло более двух лет со дня их последней встречи, и та, скорее всего, очень изменилась. Но потом решил, что непременно узнает, поскольку колючий взгляд ее хитрых глаз забыть просто невозможно. Полуденная тишина пустынной улицы и монотонная трель кузнечика в пожухлой траве навеяли приятные воспоминания о детстве. Пахло пылью и свежестью, какая бывает только ранней осенью. Клонило в сон.
По прибытию в Оман коня и меч молодой барон оставил с сержантом Дрюдором в таверне, при матросской ночлежке. Сам же, расспросив у служанок дорогу, не медля, приступил к поискам.
Шагая мимо бакалейных лавок, харчевен, галантерейных развалов, он ловил себя на мысли, что не уверен, какое чувство сильнее — желание увидеть сестру или боязнь встречи с ней. За два прошедших года он перестал бояться многого. Вернее, страх никуда не делся, но превратившись в союзника, теперь помогал выживать. За время войны Микка часто прислушивался к нему, и сейчас тот шептал на ухо — не иди туда. Но в этот раз юноша не прислушался. Лишь рыкнул, недовольно мотнув головой, и произнес:
— Вот ведь девка.
Наконец, его ожидание закончилось. Массивные двери отворились, и из здания высыпала пестрая ватага учеников. Их гомон, заполнив тихую университетскую улочку, заглушил ставшую несносной трель неугомонного кузнечика. Микка напрягся, крупные капли пота оросили виски. Он прищурился, тщетно пытаясь разглядеть в толпе знакомые черты. Увы, никого похожего на сестру не увидел.
«Что за…», — ругнулся, решительно поднимаясь со скамьи.
Направился ближе к галдящим ученикам и громко позвал, перекрикивая шум:
— Стефа!
На миг гомон стих, юноши и девушки вопросительно уставились на крикуна, но через секунду, потеряв всяческий интерес, вновь зашумели и забурлили молодой энергией.
— Микка!
Он обернулся и первое, что увидел — радостную искорку в широко открытых приветливых девичьих глазах. Хрупкое создание с короткой стрижкой, стоящее перед ним, и было его двоюродной сестрой Стефой.
— Микка Гаори! — удивленно повторила девушка, уверенно шагнув навстречу.