— Да подожди же ты! Ещё убьешь ненароком. Какой с того прок?
Чья-то пятерня, крепко ухватив за слипшиеся волосы, запрокинула голову. Палец приподнял заплывшее веко. Чужой взгляд внимательно рассматривал помутневший зрачок.
— Похоже, скоро сдохнет.
— Тебе-то что с того, Мышиный Глаз? Сдохнет, значит судьба такая. Ты посмотри — вылитый лазутчик Хора.
Ноги висели плетьми. В локти неестественно вывернутых за спину рук вгрызлись браслеты кандалов. Прикованные к ним цепи, натянутые под тяжестью обессиленного тела словно струны, скрывались в темноте под потолком. Красно-бурая кость сломанного ребра торчала из разорванной раны.
— Молодой, крепкий. До крюка доживет.
— Брось, Мясник. Я с ним говорил вчера. Какой это лазутчик? Он из остатков разбитого восточного гарнизона. Из тех, кто выжил. Бегут куда глаза глядят. С ним еще трое… эм… двое вроде?
Мясник не слушал.
— Это ж надо, в один день прикончить пятерых «темных».
— Крокуса с его шестерками все одно порешили бы рано или поздно. Давно нарывались.
— Мне плевать! Этот молокосос за всех ответит.
— Ладно, делай, как знаешь.
Пролетевший мимо кулак рассёк воздух.
— Передохну. Ты прав, чего доброго точно сдохнет.
Голоса смолкли, удары прекратились. Кто-то ослабил натянутую цепь, и та с грохотом упала на пол. Полумертвое тело мешком сползло в лужу собственных испражнений вперемешку с черной остывающей кровью. Кованый носок, угодив чуть выше левого виска, вышиб сознание. Из уха хлынула струя. Рассудок утонул в кровавом тумане.
Судорога, холодом пронизавшая всё тело, вернуло сознание. Он сделал глубокий вдох, и грязная ледяная струя потоком хлынула в лёгкие. Лишь когда голову вытащили из воды, надрывный кашель, преодолевая боль в сломанном ребре, вытолкнул жидкость обратно.
— Живой! — крикнул кто-то.
Голова онемела. Грудь на вдохе откликнулась нестерпимой болью.
— Посади его, — послышался бас Мясника.
Его с силой швырнули на скамью, вывернув за спину руки, умело привязали к столбу. Несколько металлических пластин плотно сковали левую голень от колена к ступне.
— Ему меня хорошо слышно? — раздался противный стариковский тенорок.
Он скорее догадался, чем почувствовал, что кто-то дышит ему в разбитое лицо тяжелым винным духом.
— Вроде да.
— Тогда начнем.
Человек прокашлялся и продолжил.
— Вас действительно зовут Микка Гаори?
Он еле кивнул головой соглашаясь.
— Хорошо, — удовлетворенно протянул скрипучий тенор.
— Вы капитан королевской конной гвардии?
Опять чуть уловимый кивок.
— Вы шпион?
Он попытался сделать отрицательный жест, но голова предательски загудела. И, тем ни менее, спрашивающий понял жест правильно.
— Советую говорить правду, иначе…
Металлические пластины на ноге сжимались. Медленно и страшно.
— Повторю вопрос, вы шпион?
Он попытался рассмотреть владельца мерзкого тенорка, но мокрые волосы залепили глаза. Во мгле маячил лишь плохо различимый образ — размытое пятно седой головы над мутно-темным бесформенным балахоном.
— Так… — проскрипел балахон.
Тупые шипы вонзились в плоть, и нога зажглась нестерпимой болью. Раздался приглушенный смешок — кто-то с явным наслаждением методично все туже затягивал болты, пока под металлом не лопнула кожа. Затрещало ахиллово сухожилье, нога запылала огнем. В глазах помутилось, горло наполнила тошнота. Бессознательно из последних сил взвыл жутким животным воем волка, угодившего в капкан, когда пластины, продолжая неумолимо сжиматься, вгрызлись, проткнули, разорвали плоть. Когда же стали дробить, расплющивать и ломать кость, в который раз потерял сознание.
Вылитый на голову поток ледяной воды снова вернул его к действительности.
— Ты явно переборщил, Мясник.
Боль ушла, но левая нога онемела, словно ее отрезали. Наверное, так оно и было. Опять послышался знакомый голос дознавателя. Но теперь неуверенный, хриплый.
— Так и запишем — шпион сознался. Так ведь, Мясник?
— А то! — поддакнул палач злорадно. — Шпион он и есть. Чего еще-то?
— Проследи, чтобы дожил. Нам нужна показательная казнь.
— Угу. Подвесим на крюк всех королевских прихвостней.
Послышался глухой металлический скрежет. Это с мертвой ноги снимали адский механизм. Чье-то колено уперлось в сломанное ребро, вызвав болевой шок.
— М-м-м… — с разорванных губ сорвался тихий стон. Как же хотелось умереть. Только смерть способна дать облегчение. Он представил, как острое лезвие кинжала натужно скользит по шее, разрезая плоть, освобождая от боли. Выдохнул горячий воздух. Безуспешно попытался сплюнуть. Выкатившийся из губ кровавый сгусток сполз по подбородку, увесистой каплей сорвался вниз, и гулко хлюпнув, растворился в черной луже.