Когда Долговязый снова открыл глаза, старик сидел у костра, помешивая длинной ложкой мутное вонючее варево.
— Хаос прекрасен, — слышалось его скрипучее бурчание. — Все стремятся к порядку, но невдомёк глупцам и невеждам, что Хаос — это и есть истинный порядок.
Сумерки незаметно перетекали в тёмную беззвёздную ночь.
— Проснулся? Как ты? Голоден? Вот, поешь.
Держа двумя пальцами за черёнок, старик протянул райское яблочко. Долговязый взял плод, и опасливо посмотрел на старца.
— Не бойся, не отравлю.
Парень кивнул и в два укуса расправился с плодом. В животе приятно заурчало.
— Ну как?
— Вкусно.
Старик ухмыльнулся, прищурив один глаз:
— Хм… еще бы. Вымочен в отваре восьмилетнего корня мунраки и молодых листьев горной киолы. Утоляет голод на пару дней. Но ежели съесть, как сейчас, после заката. А коль съешь при солнечном свете, сразу умрешь. Сильнейший яд.
Долговязого чуть не вырвало. Он побледнел и поперхнулся.
— Вижу, ты готов уже, — старик подул на ложку с дымящимся варевом и, собрав трубочкой иссохшие губы, снял пробу. — Зови меня Знахарем, тебя же буду кликать Учеником. Чую, не уйдут мои знания в мир иной.
Осень подходила к концу. С наступлением холодов подготовка к зиме, так же как и дела по хозяйству, окончательно легли на плечи Ученика. Старая печь больше коптила, чем согревала, и Долговязому пришлось законопатить мхом и просмолить сосновой смолой все щели в хижине, чтобы как-то удержать скудное тепло. Вечерами, пока Ученик драил глиняные судочки и до блеска натирал кварцевые пробирки, Знахарь подолгу лежал у огня, кряхтя и постанывая. Их общение в последнее время сводилось исключительно к вопросам и ответам.
— Сколько зерен сурумы нужно добавить в живильное зелье? — спрашивал Знахарь, грея над огнём скрюченные старостью корявые пальцы.
— Четыре для женщин и семь для мужчин.
— А для меня?
Долговязый морщил лоб, силясь дать правильный ответ.
— Запомни Ученик, старика живильное зелье убьет с первого глотка. А ребенок до десяти лет может пить его как воду.
Почти каждое утро они шли в лес за хворостом. Пока Ученик разгребал валежник, Знахарь собирал травы, коренья, ягоды с грибами, время от времени хитро присвистывая:
— Эй, Ученик, а ну-ка скажи!
В руке появлялся, сорванный на болоте, толстый стебель, которым старик ехидно крутил перед носом кашевара:
— Коль выжать сок этого водогона, на высушенную ножку гаранауса, — на раскрытой ладони появлялся бледно-розовый гриб, — что получим?
— Чтобы перелететь из Омана в Гесс хватит и десяти капель сока на такую ножку, — уверенно отвечал Долговязый, поднимая сухую еловую ветку.
— А если двадцать капель добавить, что будет?
Долговязый замялся.
— Ну, Ученик? Я же делал это с тобой.
— Ах да! Мертвым, не дыша, неделю пролежишь.
— Молодец!
Каждый раз на обратном пути Ученик недовольно причитал, сгибаясь под тяжестью вязанки:
— Я сухостоя наносил на три зимы вперед.
— Носи-носи, — подстёгивал его старик, — лес тебе помогает, и ты ему помоги.
В редкие солнечные дни Ученик выносил из хижины связки сушеных трав, мешочки с порошками, гирлянды с грибами и кореньями и раскладывал прямо на земле, чтобы та, как утверждал Знахарь, умножала их силу. А по вечерам под заученные монотонные заклинания, похожие на голодный волчий вой, толок дубовым пестиком в каменной ступке травы, молол в деревянной мельнице коренья, смешивал одно с другим и настаивал всё это на муравьиных выжимках.
— А это называется медовка, — Знахарь выуживал из вороха сухих травинок желто-рыжий лепесток, и тыкал им кашевару в лицо, — хорошо растворяется в паучьем яде. После тот становится вязким и пахнет точно мёд. Даже собака не учует подмены.
Сидя перед лампадкой, Долговязый аккуратно раскладывал по кучкам травинки и корешки, вслух проговаривая их названия, чтобы лучше запоминалось:
— Бычий нюх, жимица, бобона, кунарак, снова бобона…
— Кровь она такая, — бормотал старик, греясь у печки, — запах её силу имеет немалую. Вот скажи мне, как остановить резню в поле? Очень просто. Надо запах пролитой крови заглушить, и все дела. А что нам в этом поможет?
— Волчья моча, корень горного перца, побеги двухлетней ивы, м-м-м…
— И?
— …ягоды мертволистника собранные на шестой день после первого заморозка? — добавлял Долговязый, с надеждой взирая на старика.
— А заклинание?
— Крум садхи арам! — торжественно выкрикивал довольный кашевар.
— Вот! — Знахарь удовлетворённо потягивался, приговаривая. — Твой чистый ум впитывает всё как сухой мох утреннюю росу. Теперь смело можно на покой.