Глава 2.3
Железный кулак юга
Несмотря на морозный воздух зарождающегося утра, узкие улочки трущоб невыносимо смердели гниющими помоями. Где-то совсем близко хрипло прокричал петух.
От неожиданности Праворукий отшатнулся, ударился плечом о каменную стену. Рука вновь заныла. Также как и от сливных канав, от нее разило гнилью. Вонь напомнила ему поле после сражения. Смрад разлагающихся трупов, запах остывающей крови. Его била мелкая противная дрожь. Не от мороза, хотя из одежды лишь штаны да рубаха.
Впереди показалась хибара с длинной каменной трубой, плюющаяся в зимнее небо клубами едкого дыма. Ветхая дверь, в щелях между досками скачет пламя. То была кузница, которую он искал.
Он долго стучал, пока не услышал:
— Кто там?
Голосок тонкий, дрожащий. Он не ответил, продолжая барабанить по старым доскам.
— Добрые люди спят в такое время! — раздалось за дверью.
Перестал бить лишь когда скрипнул засов. Дверь отворилась, на пороге показался маленький худой человечек. Щурясь близорукими глазами, карлик осмотрел Праворукого соображая, что привело этого увальня в такую рань.
Мягко отстранив хозяина в сторону, тот переступил порог и закрыл за собой дверь.
— Ты здесь один? — спросил, осматриваясь.
— Одиночество — мой дар, — философски протянул кузнец. — Но если не уметь им пользоваться — оно может обернуться проклятием. Вижу, ты тоже одиночка?
— Сможешь? — пропустив сказанное мимо ушей, поинтересовался Праворукий, показывая культю.
Человечек молчал, не понимая. Во взгляде незваного гостя мелькнуло сомнение.
— Мне нужна новая рука.
— И что случилось со старой?
— Умерла.
— Как бы она тебя за собой не утащила, — внимательно рассматривая загнивающую руку, почти касаясь ее носом, буркнул малорослый.
— Так сможешь или нет? Только денег нет.
— Вот так всегда, — вздохнул карлик. — Ладно, проходи. Вижу, ты не уйдешь с пустыми… хм… с пустой рукой.
Гость устало сел на табурет, уложил левую руку на край стола, прикрыл глаза.
Подумал, что, по всей видимости, северянин уже мертв. Что суждено, того не избежать. Смерть придет ко всем в назначенное время, как ни крути. Для Гелара — веревкой на шее за чужое злодеяние.
— Эх… — устало выдохнул. Оказывается, все, что он терял раньше, и не потеря вовсе. Что можно потерять, когда ничего не имеешь? Когда ни к кому не привязан, ничем не дорожишь. Чего лишался раньше, быстро возвращал игрой, войной, кулаками. Чего вернуть не мог, скоро забывал, ибо не ценна была утрата. И вот впервые Праворукий узнал, что такое потерять по-настоящему. Что значит лишиться части себя. И этой частью была не рука.
Он огляделся. Всполохи горна бросали длинные мечущиеся тени, утопающие в саже на стенах. Хозяин неторопливо раздувал меха. Его кузница была крохотной, как и он сам. Низкий бревенчатый потолок, стена с одиноким окном, в которое мог протиснуться разве что кулак, под ним узкая лежанка. Лишь массивная наковальня да раскаленный пышущий жаром горн производили впечатление обители железного мастера.
Праворукий никогда не встречал таких крошечных железных мастеров. В его родном селении кузнец съедал за обедом полуторамесячного поросенка. Этот ко всему был еще немного горбат. Руки длинные, почти до колен, совсем не похожи на руки кующие железо. И все-таки выглядел хозяин кузницы неимоверно жилистым, словно сдавленная пружина. А еще поражали глаза, казалось плохо видящие, но очень живые и хитрые, сверкающие белками на черном от копоти лице.
— Моряк? — не оборачиваясь, поинтересовался горбун.
— А что? — уклонился от ответа Праворукий.
— Похож на южанина, — кузнец бросил на гостя оценивающий взгляд.
— Южанин, — соврал тот. Его чёрная от загара кожа, необычная для геранийской зимы, подтверждала предложенную версию. Карлик недоверчиво кивнул:
— Ну да, ну да… моряк-южанин. Значит с отакийских кораблей, что стоят в гавани?
Праворукий замялся:
— У… ты давай… забыл, зачем я здесь?
— Помню, — коротышка отпустил рукоять коромысла, и мехи, ухнув в последний раз, подняли ворох искр в раскаленном горне. — Вставай.
Уги поднялся.
Обхватив обеими руками загнивающую культяпку, кузнец резко подтянул её на себя, и парень почувствовал, как его немеющую руку будто сжали тисками. У кузнеца была по-настоящему мертвая хватка.