— Твою мамашу наизнанку, — вырвалось у сержанта.
В надежде остаться незамеченным, он осторожно попятился к двери. Но верзила уже учуял шевеление. Повернул голову и уставился на вошедшего, будто увидел упавшее на землю солнце.
— Хороша девка? — спросил сержант наигранно беспечным тоном, — давай-давай, продолжай. Я не буду мешать.
— Кейч со! — зло гаркнул южанин, пряча в штаны торчащий член и выхватывая из ножен не менее длинный обоюдоострый кинжал.
Бежать бессмысленно.
— Дохлые сенгаки мне в брюхо, — выругался Дрюдор, лениво выставляя перед собой топор. Дурак! Как можно выдавать себя за южанина, говоря по-геранийски?
Тем временем, то приближаясь, то отдаляясь, увалень-южанин мерно покачивался на полусогнутых ногах. Тусклые блики свечи, играя на стенах, отражались на его добротном отакийском клинке. Солдат, не отрывая взгляда от сержантского топора, пристально отслеживал каждое движение своего противника.
Стараясь держать отакийца в поле зрения, Дрюдор, насколько позволяло освещение, бегло осмотрел окутанный мраком узкий подвал. Пустые стеллажи, свисающая с потолка паутина, плесень на стенах. Под ногами обломки битых бочек и черепки кувшинов. Перевернутые ящики, раздавленные уже начавшие вонять овощи. Верхние полки разглядеть не удалось. Он принюхался и мрачно сплюнул на земляной пол. И здесь нет вина.
Глянул на отакийца. Тот казался на голову выше, что мешало ему полностью разогнуться и принять боевую стойку. Сгорбленный верзила, упираясь затылком в свод потолка, выглядел весьма неповоротливым. Южанин, подражая сержанту, смерил взглядом окружающее пространство. Присев ниже, в готовности отразить любое нападение, выставил руку с кинжалом перед собой. Придерживая сползающие штаны, попытался на ощупь застегнуть массивную медную пряжку на поясе, что удалось лишь с третьей попытки. Его белый солдатский балахон посерел от грязи, а на высоких голенищах сапог засохли комья глины. Выглядывающий из-за широкой спины пустой колчан, выдавал в нем лучника, но лука при себе не было. У ног валялся полукруглый гладкий шлем, подбитый изнутри чёрным медвежьим мехом.
Дрюдор присмотрелся. Громила оказался без кольчуги и защитных лат. Голая волосатая грудь проглядывала из расстегнутой до пояса рубахи. В нее-то он и ударит, решил сержант.
Рука с топором слабела — шесть дней без еды и вина дали о себе знать. Пора бы действовать, пока он ещё держится на ногах.
Он коротко махнул топором и замер в ожидании. То был не удар, скорее разведка боем. Пробный выпад, вынуждающий противника раскрыться и показать на что способен. Но черноволосый великан не шелохнулся. Одно из двух — либо крепкие нервы и отличное самообладание, либо заторможенная реакция и неважное для лучника зрение.
Отакиец оскалился, яростно сверкнул зрачками и молниеносно, с прытью, не свойственной такому громоздкому увальню как он, бросился на того, кто так не вовремя прервал его сладострастное развлечение.
Дрюдор увернулся чудом. Лезвие кинжала полоснуло по краю плаща, оставив в складках длинную прореху.
«Эдак он меня ещё и убьёт», — только и успел подумать сержант.
Вдруг вспыхнувшее пламя свечи вырвало из темноты одиноко лежащий на верхней полке стеллажа средних размеров винный бочонок, уставившийся девственно нетронутой дубовой пробкой выпивохе в самую его истосковавшуюся по вину душу. Дрюдор не верил глазам.
— Видать, есть ещё для чего пожить, — чуть слышно произнес он.
Топор, протяжно ухнув, рубанул воздух, едва не коснувшись горбатого носа отакийца. Южанин отпрянул. Пригнулся. Размашистым движением попытался достать впалый живот соперника. Не вышло. Лишь сверху донизу рассек кинжальным остриём ветхую дрюдорову рубаху. В ответ ловкий сержантский кулак разрубил вражескую бровь. Хлынувшая кровь залила отакийцу глаз.
Вертясь юлой, дико ревя, ругаясь по-своему, наполовину ослепший верзила безрезультатно колол кинжалом воздух перед собой. Огонек свечи буйно бился в конвульсиях, разметая багровые блики по покрытым плесенью стенам.
Следующий удар пришелся громиле под дых. Лопоухую физиономию перекосила гримаса боли. Крякнув, отакиец отпрянул вглубь подвала, налетев на стеллаж.
Треснули ножки, скрипя, покачнулись полки. Видя как вожделенный бочонок, зловеще качаясь, накренился набок, у сержанта перехватило дух. Еще немного и драгоценный напиток окажется разлитым по сырому земляному полу.