Сквозь трели цикад и разноголосое кваканье тихо звучала мелодичная песня. Нарастая, наполняя пространство, вне времени и границ, прекрасная песнь струилась и разливалась над озером, словно её пела сама Вечность. Опустив отяжелевшие руки, испытывая неземное наслаждение, Микка тонул в её безграничной колдовской неге.
Очнулся, когда истошный визг, пронзив иглами слух, оборвал, казалось, бесконечную песню. Наконечник, проткнув девичью грудь, вышел под лопаткой. Певунья, обнажив острые, тонкие словно иглы, зубы яростно шипела. Её кожа посинела, глаза налились кровью. Крючковатыми когтистыми пальцами легко выдернула из обвисшей груди арбалетный болт. Удивительно, но крови не было. Рана мгновенно затянулась.
Звонкий свист над ухом, и второй болт угодил чудовищу прямиком в глаз. Душераздирающий вопль пронесся над озером. Всплеск, и создание исчезло в заиленной воде.
Микка огляделся. Ночи как небывало. Он стоял по горло в озере, вокруг утреннее сильное солнце переливалось в зеркале воды, а далеко на берегу лежал его меч.
— Го-го! — с берега, дружелюбно улыбаясь, кричал человек в длинном восточном халате с арбалетом в руках.
Капитан Микка Гаори обескуражено качнул головой и побрел к берегу.
— Го, это ты, немой бродяга? — спросонья прогремел сержант, вскочив на ноги, забыв о ране.
— Го-го, — улыбался арбалетчик, подсаживаясь к остывшему костру.
— Да, у тебя девять жизней.
Уги продрал глаза и не поверил им. Перед ним стоял немой Го — лучший арбалетчик от Дикой Стороны до самых Гелей.
«А с другой стороны ничего странного, — подумал мечник, растирая замерзшие за ночь ступни. — Уж если кому и везет в этой скотской жизни, так как раз этому немому душегубу. Только не мне».
За немым плелся притихший Микка.
Из кустов появился Долговязый. Закатанный подол его рубахи был полон черными, блестящими от утренней росы ягодами. Посчитав вчерашний эксперимент провидением свыше, он проснулся с утренней зарей, чтобы собрать плоды и накормить остальных. Увидев Го, ахнул:
— Еще одним ртом больше.
От удивления отпустил подол, и крупные ягоды бисером рассыпались по траве.
— Ртом без языка, зато голова с ушами, а в руках арбалет, — прорычал Дрюдор, косясь на кашевара.
И пока тот собирал рассыпанные плоды, Уги прошептал на ухо:
— Был у нас кузнец в деревне. Сказал, не подумав, вынимая подкову из печи: «Когда махну головой, бей по ней». Подмастерье ударил, вот и нет кузнеца. Потому думай, что говоришь.
Долговязый опасливо глянул на стрелка. В широких красных шароварах и остроносых сапогах совсем ещё молодой арбалетчик нисколько не походил на коварного убийцу, но в полку о нем ходили разные слухи. Никто точно не знал его настоящего имени, называли просто Го, поскольку лишь это слово мог выговорить южанин. Поговаривали, языка он лишился в далеких восточных землях, где бытовала поговорка: «молчание — золото». И ещё говорили, что теперь всем своим убитым врагам он отрезает языки. Синим от ягод языком Долговязый тронул во рту редкие зубы, прикоснулся к нёбу, к внутренним сторонам впалых щёк и сглотнул подступивший к горлу комок страха.
— Нас всё прибывает, — довольно сказал Дрюдор.
Качая головой, Уги осмотрел чёрные от грязи ноги, изуродованную левую руку. Хмыкнул:
— Отвоевался я. Да и солдат без жалования, что тот конь без хвоста. Одно недоразумение.
— Хочешь снова ходить за сохой?
— Могу в моряки податься. На Сухое море. Или на ярмарке быкам лбы ломать, — он показал огромный правый кулак. — Могу всё, но лишь за плату.
Невысокий коренастый Уги любил деньги, но, обладая недюжинной силой, всегда бездарно и задёшево растрачивал её. Ещё, будучи двадцатилетним лоботрясом, он уже валил годовалого бычка голыми руками, тем самым выигрывая медяки и срывая восторженные взгляды деревенских красавиц. Но ни то ни другое впрок не шло. Удаль рвалась из широкой груди вулканической лавой, но как превратить её в деньги, парень не знал. Желание применить себя в более перспективном деле, нежели юношеские забавы, привело к тому, что два года назад, пропивая с приятелями в сельской лавке очередной выигрыш, он сдуру подписал рекрутский контракт. Тогда война только начиналась, и королю Хору нужны были крепкие сельские парни. Но три месяца назад деньги для крепких парней у короля закончились, и последние оказались казне в тягость. Вспыхнули солдатские бунты, процветало мародерство и дезертирство, и перед Уги встал вопрос, возвращаться к сохе и к отцовскому хозяйству, где таких, как он еще девять братьев и три сестры, или податься в солдаты удачи. Два года войны сделали своё чёрное дело. Много таких как он голодных солдат скиталось по стране в поисках лучшей доли — опаленных в боях и походах, падких на обещания и не особо требовательных к судьбе. Были бы деньги, а карманы для них найдутся. Встреча с сержантом определила выбор. Но первый поход в качестве наёмника, увы, оказался бесславным, и парень решил — теперь он сам по себе.