— Но… — возразил капитан Реба.
— Да-да, побудьте за дверью. Я позову. — Когда все вышли, старик махнул рукой: — Только увольте от глупых оправданий. Не хватало услышать, что ваш слуга сам додумался до такого.
— Оправдываться мне не в чем, — советник потёр ноющие запястья. — И где беглецы?
Иеорим хитро сощурился.
— Вы довольно крепкий орешек. — В его глазах вспыхнула искра неприкрытого злорадства. — Лодка сгорела, беглецы на дне, так что, дорогой друг, ваши планы провалились.
— Неужели?
Монах озадаченно взглянул на пленника.
— Не кажется ли вам, — продолжил полукровка, — что произошедшее было единственно верным решением?
— Помочь королеве сбежать?
— Разве можно сбежать из Гесса, когда на его стенах островитяне? Я с ними прожил много лет и знаю, на что способны эти стрелки.
— Я вас не понимаю…
— Ну вот, — наконец, дружелюбная улыбка получилась, — теперь вы произносите фразу, сказанную мною минуту назад. Если бы мы понимали друг друга с полуслова, едва ли пришлось действовать в одиночку. Согласен, я не предупредил, но… я и не думал, что вы так отреагируете на мой замысел.
— Не понимаю, — нахмурился старец.
— Сейчас наша главная проблема покоится на дне Омы, и это лучшее её решение. Подумайте сами, как всё выглядит: вместо смиренных молитв и поиска божьего пути королева решает сбежать. Для истории останется тайной как именно, но то, что это лично её решение — бесспорно. Вас винить не в чем, солдат винить не в чем. Дозорные видят на ночной реке под городскими стенами лодку. Может, лазутчики, может, беглецы — сыновья Хора. Всё просто, островитянин видит цель и стреляет. Лодка сгорела, королева убита. Смерть при попытке к бегству. Трагическая случайность, избавляющая всех нас от ответственности за её смерть. Оставайся Гера в монашеской келье, как бы вы спали ночами? Помните девиз: «Свергнувший короля, станет королём»? Я освободил вас от ночных кошмаров. Теперь королеву можно канонизировать, причислить к святым мученицам, но… посмертно. Думал, вы проницательнее, и похвалите за инициативу. Или я ошибся?
Старик долго молчал. Затем обошёл стол, постукивая костяшками пальцев по его краю, уставился в крохотное окошко и, наконец, озадаченно произнёс:
— Складно сказано. Бесспорно, святая мёртвая королева лучше опасной живой монахини. Но лишь в том случае, если она действительно мертва. Отправляйтесь, мой мальчик, с двумя дюжинами всадников вниз по течению. Организуйте поиск. Если королева утонула, её тело выплывет на порогах близ каменистого плато Каменных Слёз. — Старик угрожающе скрипнул зубами: — Найдёшь и привезёшь его. Если же не найдёшь… капитан Реба получит инструкции, что с тобой делать дальше.
Когда Альфонсо Коган выходил из монашеских покоев, кровь стучала в его висках так, словно кухарка отбивает мясо для сочной отбивной. Он посмотрел на ладони: красные глубокие бороздки от впившихся ногтей нестройной шеренгой протянулись на побелевшей коже. Но не ладони видел перед собой советник, а впалые глаза беглого немого слуги.
— Он не Пёс, — бормотал под нос полукровка, широко шагая по пустынному коридору, — нет, не Пёс. Он Волк. Немой дикий волк, умеющий выть своё «го-о-о-о» и рвать горло, когда не ждёшь.
Таким тихим может быть только раннее весеннее утро на реке Ома. Ночной, плотно сбитый туман, с первыми сырыми лучами просыпающейся зари становится рыхлым и рваным, скукоженным, как промокшая овечья шерсть. Птицы ещё спят, и тишину нарушает едва уловимый плеск речной волны. Серая городская стена прорезана чёрными прожилками склонившихся над водой вербовых ветвей. В сонном небе, смешанном с остатками тумана, утопают бойницы и башни, где самым крепким утренним сном спят караульные.
Знахарь наступил на сухую ветку и её треск зычным аккордом пронёсся над гладью. Разведчица гневно стрельнула на спутника глазами-угольками. Тот пожал плечом и виновато улыбнулся. Он старался двигаться как можно тише, но соответствовать девчонке-северянке оказалось выше человеческих возможностей. Легко уклоняясь от надоедливых веток, она, похоже, парила над землёй, не касаясь ногами елового настила. Знахарь мог бы прибегнуть к магии и сделать то же самое, но чувствовал, это обидит Като. Её умение — настоящий талант, подаренный свыше, наполнял её жизнь смыслом, делал особенной, не такой, как все. У него же, не более чем со старательной скрупулезностью изученное знание, приобретённый навык подчинять собственной воле потусторонние силы природы. Тут нечем хвастать.