- Та воны ж настоящие черти! - оправдываясь, проговорил буденовец. Двое сучек семерых бойцов угробили та трех поранили.
- Почему сучки? - не понял Будённый.
- Так то ж девки, Семен Михайлыч!
Будённый напрягся. Он рассмотрел внимательно бледное, вымазанное кровью лицо Кати, провел ее по волосам и сжал пальцы в кулак. Он понял, что его провели дважды. И, главное, кто провел? Его, грозного командарма, перед которым трепещут собственные командиры и бойцы, страшного разорителя деревень и станиц, безжалостного убийцу, чьим именем, будто бы именем окровавленного загробного призрака, казаки-станичники пугают своих детей; его, словно мальчишку, провела вокруг пальца какая-то совсем молодая девка...
- Весь отряд поставлю под пулемет, - внятно и решительно выговорил командарм, - если она сдохнет...
Потом он, вдруг, встрепенулся.
- А где вторая? Где вторая девка? - быстро спросил Буденный, оглядевшись вокруг. - Ты сказал, что их было две...
- Ту Сероштан вез. Гей, Сероштан, тяни к товарищу командарму свою!
На крик никто не отозвался.
Буденный нахмурился еще сильнее, когда стало известно, что и Сероштан и пленница бесследно исчезли.
- Вот нечистая сила! - в страхе пробормотал один, пожилой казак-буденновец, не понимая, чем объяснить такое таинственное происшествие. - Мабуть, то переворотень був який, чи шо...
А Буденный, который не верил ни в Бога, ни в дьявола, ничего не сказал. Он приказал только немедленно связать и без того неподвижную Катю и под усиленной охраной отправить на новую стоянку. Командарм хорошо понимал, что исчезновение секретных бумаг вместе с неизвестной девкой может привести к неожиданному нападению, и решил немедленно, не теряя ни минуты времени, переменить место лагеря.
Вскоре вся армия двигалась по тайным дорогам и тропам в новый, неизвестный врагу район.
Глава 14. Испытание.
Катя очнулась в какой-то темной, сырой конуре. Снаружи слышался надоедливый, глухой рокот. Открыв глаза и озирая мокрые, покрытые плесенью стены, она долго не могла сообразить, что с ней произошло. Но постепенно мысли у Кати прояснились. Она поняла, что каким-то чудом уцелела в жестокой свалке у переправы и теперь, видно, находится в плену у лютого командарма: от него уж точно не будет пощады. Жалко, не удалось покончить с собой. В горячке боя
Катя забыла вложить в револьвер новую обойму и упала не от своей
пули, а от удара буденновца.
Катю охватила тревога: а что с сестрой? Где Маша? Жива ли она? Скорее всего, если жива, то и она тоже в плену. Тогда их обеих ждет мучительная, жестокая пытка и в конце - смерть от пули.
Вдруг огромная, холодная лягушка прыгнула на голые ноги Кати. Та метнулась испуганно в сторону и, пронзенная с головы до ног мучительной болью, снова потеряла сознание.
...Очнувшись, Катя опять не могла понять, что же еще случилось? Может, это все сон? А может, это... свобода? Вся забинтованная и отмытая от крови, она лежала на чистой постели в белой уютной комнатке. Как вестник жизни и счастья, светлый луч теплого утреннего солнца падал из маленького окна на глиняный пол. Ну, конечно же, это свобода. Катя у своих.
Но... открылась дверь, и в комнату вошел высокий, стройный и совсем молодой мальчишка-буд'нновец. Смущенно моргая, он оглядел Катю.
- Не хочешь попить? - спросил он, протягивая кружку с холодной водой. Я, вот, тут тебе принес...
Глаза их встретились... и Катя покраснела. Она взяла кружку и дрожащими губами жадно припала к ней, чувствуя, как вместе с
водой в ее тело вливаются новые силы.
Только теперь Катя услышала уже знакомый ей странный рокот за окном. Инстинктивно она напряглась.
Вдруг дверь с шумом раскрылась, и на пороге появился сам командарм Буденный в сопровождении одноглазого палача.
Злой, тусклый глаз исполнителя заставил Катю содрогнуться от страха: она вдруг ясно, отчетливо поняла, что ее раны перевязаны врагами лишь для того, чтобы возвратить пленницу к жизни на новые муки, а после этого и на жестокую смерть.
- Выйди, Мишка, - приказал Буденный, обращаясь к мальчишке. И в его голосе Катя услышала даже какую-то теплоту и нежность.
Бросив быстрый, растерянный взгляд в сторону Кати, юноша покорно вышел.
Командарм сел на широкую дубовую скамью около пленницы и равнодушно, без выражения, оглядел девушку.
Сняв с плеча кожаную сумку, одноглазый пристроил ее в углу. Сам в ожидании дальнейших распоряжений встал у двери.
В сумке что-то зазвякало...
- Итак, - зловеще спокойным тоном начал Будённый, - с кем я имею удовольствие разговаривать? Надо полагать, не с Мельниченко?
- Нет, Мельниченко наши захватили в плен, вместе с его отцом-комиссаром. А я дочь казака-офицера Ивана Григорьева из хутора Яблонного, которое сожгла твоя банда, - просто ответила девушка, решив выдержать испытание до конца.
Будённый кивнул:
- Ивана Григорьева?.. Ты его дочь?.. Это хорошо. Хорошо, что ты не отпираешься. Если и дальше все пойдет также гладко, может случиться, что мы даже договоримся с тобой. Итак, ты проникнула в мой штаб. А знаешь ли ты, что ждет тебя за шпионаж?.. Знаешь?
- Пытка и смерть, - спокойно ответила Катя.
- Правильно. Ты не ошиблась, маленькая гадюка. - Буденный зло улыбнулся. - У нашего одноглазого товарища давно уже не было такой интересной работы.
Катя невольно глянула на палача. Отвратительно ухмыляясь, этот одноглазый зверь сидел на корточках и корявыми, как клешни, руками рылся в кожаной сумке. Его сверлящий глаз тускло поблескивал. У Кати все перевернулось внутри. Но она сразу же взяла себя в руки и отвернулась к стене.
- Ну, так вот, девчонка, - снова заговорил Буденный, хватая Катю за волосы и поворачивая лицом к себе. - Если ты хочешь, чтобы тебя расстреляли сразу же, без мучений и неприятностей, сообщи нам сейчас, куда делись украденные тобой бумаги и та девка, которая была вместе с тобой.
- Как? - воскликнула Катя. - Маша спаслась?!
По лицу у Кати прошла радостная, счастливая улыбка, которую она и не пыталась скрыть. Маша жива, она на свободе!..
Будённый нахмурился и задрожал. Эта девчонка улыбается! Она его не боится! Командарм сжал кулаки от ярости:
- Отвечай, тварь! Отвечай, сука, иначе из твоей спины вырежут кожу для моих сапог!
- А что тут отвечать! - воскликнула девушка спокойно и почти весело. За бумаги свои можешь не беспокоиться. Они в надежных руках, а где теперь Маша, спроси у генерала Деникина...
Будённый позеленел.
- А... так ты еще насмехашься, змеюка паршивая! Эй, одноглазый, поучи эту дрянь, как надо отвечать красному командарму... Только смотри не зарежь насмерть, а то самого
прикажу к стенке поставить.
- Слушаюсь, товарищ командарм. Тянуть буду по одной ниточке, осторожно.
Привычным движением палач подхватил Катю и, положив на скамью, захлестнул широкими тугими ремнями. Потом, не торопясь, вынул из своей жуткой сумки остро наточенный блестящий клинок странно изогнутой формы.
- От этой штуки и не такие сучки выли, - бормотал палач, хватая девушку за кисть руки.
Катя закрыла глаза...
Будённый достал портсигар и закурил папиросу. Он обожал чьи-то страдания. Командарм, привыкший играть с сотнями, с тысячами чужих жизней, приученный ни во что ставить жизнь человека, взятую в одном, единственном числе, он не умел, не мог отказать себе в удовольствии понаслаждаться чужой, пусть даже и незначительной болью, чужим - пусть даже и ничтожным, мучением. Еще мальчишкой будущий большевистский командарм не пропускал ни одной возможности лично понаблюдать, как отец или мать вспарывает горло курице или же вышибает кролику мозги. Даже когда взрослые прогоняли его, он все равно прятался неподалеку в кустах и, изо всех сил напрягая свои впечатлительные, детские глазенки, смотрел, смотрел и смотрел...