«Чёрные пороги», что за несуразное названьице!
Несуразное и…
И жуткое.
И всякий раз она, поёжившись, отворачивалась.
Отворачивалась, словно боялась увидеть там что-то…
Или кого-то.
Элисон Арчибальд за последние два дня отправила ей пару СМС, вежливо осведомляясь о том, как она, Дафна, себя чувствует, и как её настроение. Это показалось Дафне невероятным милым, и она с радостью ответила старушке.
«И никакая она не дикая, – снова подумала она, тыча своим изящным наманикюренным пальчиком в сенсорный экран мобильного телефона, – некоторые её ровесницы знать не знают, что такое СМС».
В остальном все происходило как обычно.
И так продолжалось ровно до последней ночи.
***
На этот раз Дафна не забыла купить бренди, нет.
Он попросту ей не помог.
Горячительный напиток, прежде всегда даривший ей блаженное расслабление, на этот раз совершенно не подействовал. Дафна лишь ощутила лёгкое опьянение, но спать ей совершенно не хотелось.
Не хотелось, но она всё же легла.
Считать овец на этот раз ей хотелось ещё меньше, чем спать, и Дафна решила просто полежать с закрытыми глазами. Как ни странно, это возымело действие: постепенно мысли перестали бегать, прыгать и скакать в её мозгу, веки отяжелели, и, кажется, она уже начала засыпать… или даже уснула…
Этого Дафна понять не успела.
Её что-то разбудило.
Открыв глаза, она сообразила, что её разбудил какой-то звук. Что-то вроде шороха…
Нет, не шороха.
Стука.
В окно будто бы кто-то стучал.
Тук. Тук-тук. Тук-тук.
Показалось, подумала Дафна. Это просто показалось.
Тук-тук.
Чёрт.
Мысль о стоящей за окном девочке (той самой, в голубом платье, со светлыми косичками) пришла ей в голову немедленно, и Дафна отчётливо ощутила, что она дрожит.
– Уходи, – одними губами произнесла она и только после этого до конца осознала, что она делает.
Ты говоришь с пустотой, Дафна.
Ты говоришь ни с кем.
Ты говоришь…
С призраком.
Тук-тук.
– Убирайся, – уже громче произнесла она. – Кто бы ты ни была – убирайся, это мой дом.
Последняя фраза, кажется, придала ей некой уверенности в себе.
Да, она здесь, в своём доме, и никто её не тронет.
Руки всё ещё дрожали, и ноги тоже, но она пересилила себя.
Поднявшись с кровати, Дафна сунула ноги в домашние туфли, подошла к окну, нарочито резко отдёрнула занавеску и…
То, что она увидела, едва не заставило её закричать.
На запотевшем стекле красовалось послание:
Меня убили по ошибке.
Меня не должны были убить.
Меня убили вместо неё, мы с ней связаны проклятием.
Помоги мне.
Ужас охватил её, но мозг работал неожиданно быстро и чётко.
«Каким образом это написали снаружи?
Каким образом это написали так, что я могу это читать?
Ведь если бы кто-то написал снаружи на стекле этот текст, я бы видела его в зеркальном отображении…
Как?»
Протянув к оконному стеклу дрожащую руку, Дафна провела по нему пальцами.
Половина текста тут же стёрлась.
Его написали изнутри.
«Да, его написали изнутри, потому что тут была мёртвая девочка, и она тебе стучала, она была прямо здесь в твоей комнате, в твоей комнате Дафна, в твоей, твоей, твоей, тут, внутри…»
Дафна зажала пальцами виски.
– Кто ты такая?! – заорала она на весь дом, не отдавая себе отчёта в том, что кричит. – Кто ты, чёрт бы тебя побрал, такая?
В ответ не было ни звука, в доме будто бы воцарилась гулкая тишина, и она застыла, как заворожённая, глядя на стекло, на котором вновь проступили слова:
Помоги мне, Дафна.
Её ноги тут же подкосились, и она упала в обморок.
***
Элисон Арчибальд только недавно встала и заваривала чай, когда её мобильный телефон зазвонил.
– Доброе утро, Дафна, – сказала она, нажав зелёную клавишу. Когда они прощались, та сама попросила звать её по имени, и Элисон охотно согласилась. – Да, я дома. Конечно, можно зайти, я как раз завариваю чай, – она сделала небольшую паузу, после чего добавила: – Дафна, у вас всё в порядке? Хорошо, тогда я вас жду. Давайте скорее ко мне.
Положив трубку, Элисон склонилась над вазой и понюхала жёлтые ромашки.
Ей казалось, будто они пахнут на всю гостиную.
***
– Мисс Арчибальд, простите, что так врываюсь… – Дафна сама понимала, что выглядит неважно, она даже толком не уложила волосы, и теперь рядом с этой невероятно милой, пусть и пожилой женщиной, ощущала себя откровенной замухрышкой. – Мне, право же, очень неловко…