– Украла имя? – переспросила Дафна, из последних сил пытаясь осмыслить, что происходит. Она, Дафна Крейд, рационалист и атеист, сейчас находится в старом заброшенном доме и разговаривает с мёртвой девочкой. – Как это – украла имя?
– Ты сейчас всё увидишь сама, – сказала девочка и сжала её руку – Дафна отчётливо ощутила это физически. – Идём.
Дафна не успела ответить. Девочка буквально вцепилась в её руку, и дом стремительно начал меняться. Исчезла пыль, паутина, ушли мёртвые запахи. Всё стало вертеться, вращаться, у Дафны закружилась голова, она громко выдохнула, стараясь не выпустить руку девочки. И когда всё перестало кружиться, дом был теперь совершенно иным.
Это был жилой особняк середины XX века.
– Смотри, – приказала девочка, глядя ей в глаза, и Дафна попыталась снова сжать её руку, но та вдруг куда-то исчезла, и вместо неё появились совершенно иные картины.
– Смотри, – пролепетала Дафна одними губами.
Она была готова смотреть.
***
Эйбрахам Хэссен был любвеобильным мужчиной. Как подавляющее большинство мужчин подобного толка, он пребывал в святой уверенности, что жена его столь глупа и доверчива, что ничего не замечает, но это было далеко не так.
Мэри Хэссен была умна и пронырлива. О романе мужа с красивой видной Сабриной Декстер она догадалась сразу. И когда стало известно, что незамужняя мисс Декстер понесла от какого-то таинственного любовника, сомнений в том, кто отец ребёнка, у Мэри не было на ни йоту.
Выставить Декстер за дверь муж ей не позволил, и Мэри была обречена на то, чтобы терпеть под одной крышей с собой не только любовницу, а теперь ещё и ребёнка своего мужа, когда тот родится. Ситуация усугублялась тем, что сама Мэри недавно обнаружила, что беременна. Девочки родились с разницей в несколько дней, и это тоже никак не могло радовать Мэри. И тем более радовать не могло то, что малышки были похожи как две капли воды и очень сдружились.
Хэссен прекрасно понимал, что Мэри, несмотря на свой ворчливый брюзгливый характер, по большому счёту безопасна, к тому же, он продолжал её недооценивать. Быть может, потому что ключик к ней он подобрал сразу, ещё до того, как посватался.
Мэри любила деньги, а денег у Хэссена было много. Много настолько, что он позволял себе помогать «людям искусства», как он их называл. В юности Хэссен мечтал стать художником, но, увы, ни один из учителей, которые занимались с ним графикой и живописью, не разглядел в нём ни крохи таланта. Юный Хэссен поначалу расстроился, но, став старше, он понял, что это вовсе не беда.
В круги «людей искусства» можно войти благодаря деньгам, что он, собственно, и сделал.
Хэссен стал меценатом.
Теперь вокруг него кружились все эти «люди искусства», пред которыми он так преклонялся – музыканты, художники, юные мнящие себя шекспирами поэты… всё это было Хэссену по душе, как ничто иное.
Благодаря одному художнику, ставшему его близким другом, Хэссен познакомился с натурщицей Клодией Уолш. У Клодии были красивые полные бёдра и глубокие тёмные глаза – настолько тёмные, что казались почти чёрными. И тут произошло то, чего Хэссен никак не мог ожидать – впервые в жизни он влюбился.
Бывший крайне циничным по отношению к женщинам, утверждавший, что от них нужно брать то, что хочется, особо не забивая себе голову «всякой моралью», он влюбился в Клодию как мальчишка, превратившись в покорного барашка. Он давал Клодии всё, что та могла пожелать, он осыпал её драгоценностями, но, как оказалось, этого было мало.
Клодии хотелось замуж.
Хотелось настолько, что в один прекрасный день она поставила ультиматум: либо он, Эйбрахам Хэссен, бросает свою ненаглядную Мэри и женится на ней, либо между ними всё кончено.
К такому повороту событий Хэссен был не готов.
Он пытался уговорить Клодию, увещевал, что де официальный брак давно ничего не значит, это пережиток, атавизм, это давно без надобности современным людям…
Всё было бесполезно.
Клодия хотела замуж, и настроена она была весьма решительно.
Влюблённый как мальчишка Хэссен боялся её потерять.
Боялся настолько, что всё-таки решился заговорить с Мэри о разводе.
Вопреки его ожиданиям, кричать, плакать и устраивать истерику Мэри не стала. Они лишь холодно взглянула на него своими светло-серыми глазами и не менее холодно заявила, что не желает разводиться. Он, Хэссен, ей давно без надобности, но есть Селестина, и оттого она, Мэри, желает сохранить брак. Впрочем, если развод ему нужен столь сильно, она подумает об этом… если её дражайший муженёк готов оставить ей этот дом, её обожаемые «Чёрные пороги», и небольшую сумму денег…