Внезапно вся комната утопает во мраке, мы словно проваливаемся в ад, в другое измерение, где нет ничего, кроме кромешной тьмы и холода. Я слышу крики птиц, где-то глубоко внутри себя, но постепенно их сменяет знакомая до боли мелодия. Это музыкальная шкатулка…и от этой музыки меня выворачивает наизнанку, словно птицы мои лезут через горло, их убивает этот звук, они рвутся наружу, чтобы слиться со мраком, чтобы и меня сделать частью его. Я чувствую чью-то боль необъятных размеров, тоску и печаль, и это самое страшное. Здесь кто-то не хочет жить, это не моя тьма, эта тьма принадлежит кому-то иному… Душа, терзаемая тысячью сомнений, раздираемая на сотни частей. Мне невыносимо находится здесь, и музыка из шкатулки так же невыносима. Словно похоронная процессия, словно я лежу в черном гробу, доверху наполненном трупами таких же черных птиц, и тлетворный запах их разложения – единственный воздух в душном гробу. Холод пронизывает насквозь, холод вместо дыхания, я дрожу всем телом. Существует оно или нет, я не знаю, но фантомная боль и этот леденящий холод заставляют меня страдать, невыносимо, невыразимо, бесконечно.
«Остановись!» - я кричу в пустоту, - «Хватит, достаточно! Заставь эту музыку замолчать!» Но тишина в ответ падает камнем мне на грудь, где скребутся птицы. Такая же невыносимо-терпкая и гниловато-сладкая, как и все здесь. Кто-то гниет заживо, кто-то давно мёртв внутри, и я знаю это имя, ЛИЛИТ! «Мне так холодно, Лилит, здесь так холодно!»
Я открываю глаза, я все еще сижу на столике у Анабель, а она красит губы фиалковой помадой. Это был бы мой любимый цвет, если бы я не умерла. Что это было? Кто такая эта Лилит? Если это существо реально, если оно настолько полно боли и тьмы, оно должно стать моими руками, телом моим и голосом в реальном мире! Если я чувствую ее, значит, она может призывать меня, значит, я нужна ей, значит, она отомстит за меня! Должна…
Анабель пристально смотрит в зеркало, но смотрит она на меня. В груди по-прежнему скребутся птицы, мне бы выпустить их наружу, только лететь им некуда, тьма уже повсюду. Сегодня ночью я пойду искать Лилит. Чтобы вы, твари, навсегда запомнили меня такой! Мёртвой, пустой, проклятой!
8. Маяк
За высокой травой, выжженной на солнце, безжизненный и обезображенный есть маяк. Одиночество его несоизмеримо. Именно в этом месте я иногда могу побыть наедине с собой. Это сооружение было заброшено ещё до того, как я родилась, местные жители крайне редко приходят к этому обрыву, но я люблю бывать здесь после учёбы или в любую другую свободную минутку.
Беру с собой свой потёртый дневник с записями, чёрную ручку и пару сигарет, вытащенных из маминой сумки. Если она узнает, что я курю, то убьёт меня... Какая ирония судьбы! Убьёт меня! Ничто и никто не убивает меня сильнее, чем я сама...
Здесь всегда ветрено и пахнет океаном. Здесь можно привести все свои мысли в порядок. Они ложатся в рифму и перерождаются в шедевры, стоит их только обвести на бумаге. Мой дневник начинается с рисунка лезвия, который я обвела с настоящего, однажды на уроке. Училка заметила это и тут же повела меня к директору за «неподобающее поведение на уроке истории». А та кричала, что это неправильно, девочки в семнадцать лет не должны себя так вести! Так одеваться! Так говорить!
- У тебя проблемы в семье, Крамер?- спросила меня директриса, пристально уставившись на меня.
- Нет, конечно, нет, что вы! Всё в порядке!- отвечала каждый раз я.
- Я слежу за тобой, Лилит Крамер, имей в виду! Сегодня я позвоню твоей матери, а завтра жду вас двоих у себя в кабинете!
- Поняла Вас, Мисс Дэлински…
Она похожа на улитку, такая же скользкая и мерзкая, видимо поэтому её все ненавидят, но боятся. Даже ума не приложу, сколько ей может быть лет и есть ли у неё муж? Любит ли он её, или она просто по природе своей озлоблена на всех детей мира? Или, может быть, она одинока и каждый вечер, заканчивая работу, нарочно остаётся подольше в школе, лишь бы не возвращаться в пустые стены? Пару раз я видела, как она смеётся, по-настоящему, искренне и громко. Только глаза её оставались такими же пустыми.