Он отрубил ей голову спустя полчаса после попытки отрубить руку. Я смотрела, как он наносит удары снова и снова, ведь сил в его, казалось бы, таких мощных руках, не так много. Он мерзкий и скользкий, словно личинка какого-то насекомого. Вся его сила в страхе, которым он кормит своих жертв, запихивая его в воспаленные от крика глотки.
Раз… Дождь стучит по крыше старого сарая, проникая сквозь ветхую крышу, стекая струйками на сено и в лужу крови.
Два… Он запихивает тело в мешок, Джид Конрой – примерный семьянин, ответственный работник… маньяк. Тело уже начало каменеть, страшно скрюченные руки никак не сгибаются, цепляются за края мешка. Он берет топор и несколькими ударами заставляет их все-таки упасть в мешок. Это была девушка, гулявшая на другом конце парка, и хотевшая дойти до маяка, до самого края обрыва, чтобы ветер кидал ее волосы в лицо, чтобы почувствовать запах холодного моря. Но не дошла… Он долго волок ее по лесу только ему известными тропами, оглушив и запихнув в рот грязный кляп. Ее платье, куртка, туфли, все извалялось в земле. Этот сарай надежно спрятан в самой гуще, прикрыт ворохом листьев и огражден с одной стороны куском скалы. Джид случайно нашел его несколько месяцев назад и каждый вечер приходил сюда, чтобы понять, заброшен ли он? Никто так и не появился в этой развалине. И тогда он приволок сюда эту жертву, тщательно подготовившись, натаскав свежей соломы и мешки с различными тряпками, а так же повесив новый амбарный замок на ветхие двери.
Три… Он моет руки, поливая каждую водой из бутылки, умывает лицо небрежным движением, допивает остатки и кидает бутылку в угол. Затем ворохом сена присыпает кровь. Я слышу, как высохшие стебельки трав впитывают в себя чью-то жизнь… Желаю ли я ему смерти? Нет, не так просто. Я желаю разобрать его на части, на органы, чтобы каждая клеточка его бренного тела страдала до самого конца. Внутри меня взрываются черные потоки, они вырываются через разорванную грудь и заливают все вокруг смоляной жижей. Ты умрешь, подонок, самой мучительной смертью в мире! А я буду наслаждаться ей, пить до капли, и не мочь никак насытиться!
Четыре… Птицы зовут меня, стучат по крыше клювами, когтями по карнизу. Я отрываюсь от земли кое-как, ведь ржавые цепи тянут меня обратно, и проникаю сквозь трухлявые доски наверх. Я в черном шелковом платье, струящемся до пола. О таком я мечтала когда-то, когда была жива… Я все думала, что однажды у меня будет достаточно денег, чтобы позволить себе купить его без какой-либо экономии на других важных вещах. И это «однажды» не настало никогда…
Сажусь на край крыши, спустив ноги вниз, болтая ими в воздухе, и птицы усаживаются рядом. Ветви мертвого дерева рисуют узоры на фоне отчаянного заката. Его пожирает тьма, как и меня, выливаясь нефтяными скользкими потоками из-под сердца, из горла и вен, и стекая по шелку вниз.
Сегодня плохой день… для той девушки. Сегодня она не вернется домой. Ее не дождется мать, или любимый, или… пустота… Сегодня она умерла, и, скорее всего, ее не найдут, как и меня. Добро пожаловать в мой мир! Если ты не захочешь уходить, в доме Джида на один голос станет больше. Но я бы не советовала тебе верить в упокоение, ты не сможешь ничего ему сделать, и с каждым днем силы будут покидать тебя, если ничто другое не будет подпитывать твое бестелесное существование. Так что лучше мирно тлей в том мешке, и, однажды, твои кости кто-то обнаружит. Тебя похоронят в закрытом гробу, спустя несколько лет, когда родители потеряют последнюю надежду, которую они лелеяли все это время. Нет, ты не жива, не заблудилась и не потеряла память, ты без пальцев, без головы и с отрубленными руками лежишь в картофельном мешке. И никто не знает этого, НИКТО, кроме меня… И я бы тоже не хотела знать, но мне пришлось, меня вынудили, заставили. Если бы не тьма внутри меня, я бы очень страдала, видя все это. Но она обволокла мое мертвое сердце, и я более не знаю жалости и сострадания, я желаю только мести!
10. Обрыв(ность)
Я закрываю глаза...
Вижу себя: пустой, серой, далёкой. Мёртвой...
Надо мной целый воздушный океан, до краёв наполненный мраком. Звёзды загораются и тут же тухнут, падая мне под ноги. Я безвозвратно утеряна и во мне нет ни одной искры жизни. В моих жилах течёт ртуть и в теле не осталось живого тепла. Всё это здесь и сейчас болит внутри меня. Ноет, рвёт и вырывается наружу ядовитыми щупальцами.