— Извини, у меня тут важный звонок, — в своё оправдание показываю телефон.
Отхожу в сторону, быстро нахожу номер Вики и набираю. Гудки, гудки, думаю, что же я ей скажу в оправдание, почему я звоню. Берёт трубку. Улыбаюсь и выпаливаю, как заученный текст.
— Привет, Вика, как ты там? На третью пару придёшь?
— Прошу прощения, это не Вика, это её мама, — звучит строгий голос, а я прям пугаюсь.
— А Вике можно трубочку дать? — говорю я, но она меня будто не слышит.
— Это ты, Юля? Вика о тебе рассказывала. Ты очень хорошая девочка. Сейчас дам ей трубку.
Жду, с содроганием, а сердце колотится: «тудух-тутудух», прямо-таки выскакивает из груди, и дрожь — ну куда же без неё. Чувствую себя испуганной, замёрзшей, но счастливой. Ведь сейчас я поговорю со своей любимой.
— Да, Юль, привет! Как дела? Отметила меня на парах?
— Да-да конечно. — От её голоса я теряюсь. У неё такой прелестный тоненький голосок, особенно по телефону! — Я спросить хотела: ты на третьей паре будешь? И помнишь, мы договаривались про боулинг. У нас всё ещё в силе?
— Знаешь, у меня может не получиться, но что-нибудь придумаем.
А мне от этого аж плохо становится.
— Выходит, я тебя сегодня не увижу? — жалобно шепчу я.
— Почему? Я постараюсь успеть на третью пару, сейчас мы с мамой закончим, я хватаю такси — и в институт.
Моё сердце прямо-таки поёт от радости, а на глазах чуть слёзы не наворачиваются.
— Ну ладно, — говорю, — буду тебя ждать.
Кладу трубку и слышу в ушах стук собственного сердца. Теперь понятно, как трудно парням приглашать нас на свидания.
Беру из кофемата горячий шоколад и подхожу к девчонкам.
— Юль, и как тебе эта новенькая? — сходу спрашивает одна из них. — Как там её зовут?
— Вика, — говорю я. — Да, нормальная девчонка, а что?
— Да про неё говорят разное. Знаешь, почему они переехали? — Я внимательно слушаю. — Она в дурке, говорят, лежала.
— Да ну! — Я не могу поверить. — На вид такая миленькая.
— Там мутная история была… Она тебе не рассказывала?
— Нет, — качаю головой.
— Ну, её собственный парень изнасиловать пытался, ножом ей угрожал, потом она долго в больнице провалялась, а он ей угрозы писал. Короче, жуть! Вы ж с ней вчера весь день провели вместе. Неужели она тебе не рассказывала?
— Не помню такого, — говорю, а у самой аж сердце сжимается. Бедняжка, чего же она натерпелась! Мне её жаль, прям до слёз, прям так бы и расплакалась! Мне её даже прижать к себе и утешить захотелось.
— А парня этого, — спрашиваю, — нашли?
— Там сынок прокурорский, по-моему, его отмазали.
У меня аж слёзы наворачиваются от такой несправедливости. Как же можно было этот миленький цветочек, эту ласточку обидеть?! Негодяй, подонок, глаза бы ему выцарапала и член оторвала! Просто сгораю от пульсирующего чувства несправедливости, даже щёки румянцем налились под сантиметровым слоем тоналки, и тушь потекла.
Достаю кисточку и зеркальце, макияж поправляю.
— Ладно, девчонки, я на пару, — говорю и захожу в аудиторию. Звучит звонок.
Иду на семинар с каким-то приглушенным чувством тревоги. Неужели Вика всё это пережила? И почему она мне ничего не сказала? Да, мы знакомы всего один день, но мы же провели его вместе, неужели нельзя было хотя бы вскользь затронуть? Не понимаю. И откуда эти сплетницы знают? Разве только сами всё придумали. Не-ет, дыма без огня не бывает.
Иду, погружённая в свои мыслях.
— Юль! — слышу голос и поднимаю глаза.
— Вика! — Губы сами расползаются в улыбке. — Я так за тобой… — чуть не сказала «скучала». Не-ет, нужно для приветствия менее «розовые» слова подбирать. Но я не знаю, что добавить к сказанному.
— Отметила меня в журнале?
— Да, я попросила старосту тебе «энки» не ставить. — Докладываю, а у самой с губ дурацкая улыбка никак не сходит. Я хочу ей нравиться, я реально стараюсь ей понравиться. Что ж, в этом ничего плохого нет, просто паливно это. Не хочу, чтобы меня в институте лесбой считали, тем более, это не так. Просто мысли дурацкие постоянно в голову лезут.
— Я твоя должница. — Вика целует меня в щёчку в знак приветствия, мы с ней слишком много вчера целовались, и она, видимо, приняла «правила игры» и решила, что целоваться с подругами — это нормально.
— Ты должна мне одну игру в боулинг, — говорю.
Я реально не люблю боулинг и — чего греха таить? — Не умею в него играть. Я вообще не особо спортивная. И зачем я её туда тяну. А-а-а, ботинки? Вспоминаю, что там нужно ботинки переодевать, и понимаю, какая же я дура. Я затеяла боулинг только ради того, чтобы попялиться на её стопы, в лучшем случае — прикоснуться к ним. Это как-то низко и глупо. Да что со мной не так? Пригласила бы сразу в аквапарк, там бы в купальнике её увидела. Или голенькую в раздевалке.
«Кстати, а это мысль!»
Мы заходим на семинар (я теперь всегда сижу рядом с Викой — нас так типа староста посадила). Открываю конспект и снова рисую сердечко на полях. Только какое имя вписать, не знаю. Втихаря пишу «Вика» и переворачиваю листок, смотрю по сторонам — никто ничего не видел, никто ни о чём не догадывается. А надпись эта так будоражит кровь, как будто это что-то противозаконное. Как будто сейчас сюда ворвутся и положат всех лицом в пол, а на меня наденут наручники за эту надпись в конспекте и будут пытать.
Глава 9
Представляю наручники, Вику в короткой кожаной мини с плёткой в руках и себя, связанную. Как я умоляю её пощадить меня, а она не слушает и продолжает хлестать меня. Я даже чувствую эти удары.
— Юля, иди к доске, — говорит препод.
Чёрт, я опять забыла подготовиться! Блин, чем только голова занята! И так дурная, да ещё и думает про всякую ересь. Вика улыбается и желает мне удачи, улыбаюсь и я ей в ответ, не могу оторвать от неё глаз.
— Саваш, на доску смотри, что ты подругой любуешься? — улыбается препод, и вся аудитория смеётся. Да они над чем угодно смеяться будут, только повод дай.
— А какой был вопрос? — слегка растеряно спрашиваю я. Что-то я совсем на себя не похожа: ничего вокруг себя не вижу и не слышу, ничего не замечаю; я даже забыла, какой сейчас предмет. И тут Вика берёт мой конспект и начинает листать его. С одной стороны, я сама разрешила ей его трогать, а с другой — там же стоит это сердечко с её именем. Ох, и попала же я!
Закрываю глаза.
— Юля, с тобой в порядке? Не узнаю тебя: обычно ты щебечешь без умолку, а сейчас просто стоишь тут, как двоечница.
Приглушенный смех в аудитории.
— Простите, я опять не подготовилась, просто сейчас занята, помогаю новенькой. — Я жалобно складываю бровки домиком. — Понимаете?
— Юля, Юля, и о чём ты думаешь? Ты же на красный диплом идёшь. Ладно, иди, готовься, в конце урока спрошу. — Она строго смотрит на меня. — Обязательно спрошу, не забуду.
— Спасибо, спасибо вам. — Вся красная от стыда, я сажусь на место. Подтягиваю к себе конспект, он лежит перед Викой. И прямо передо мной — это сердечко, которым обведено имя «Вика». Она смотрит прямо на него, а потом на меня и улыбается.
— Спасибо! — показывает она на него ноготком.
— Да не за что. Ведь мы же подруги.
Вика наклоняется ко мне и шепчет:
— Я как сюда переехала, думала, у меня здесь не будет подруг. Ты реально вернула мне веру в дружбу.
Преподша подходит к нам:
— Девчонки, хватит шептаться! — сурово смотрит она поверх очков.
— Да, да, конечно, — киваю я и делаю вид, что читаю конспект, вожу по нему пальцем. Вика прислоняется ко мне и сморит через плечо в мой конспект. А я уже воспринимаю её прикосновения как нечто привычное и естественное. Они уже не вызывают никакого восторга, скорее — просто приятное покалывание в теле, будто так и должно быть. За полтора дня она стала для меня немного родной.
После занятий мы, как обычно, идём в столовку, теперь это наша традиция — туда ходить. Я уже не выбираю сосиску: вчера мне хватило. Теперь я беру что-то по вкусу. Вика по привычке берёт всё то же самое. Мы садимся у окна, и она включает едва слышную музыку в своём телефоне. Какая-то неизвестная группа — по крайней мере, я её никогда не слышала, и на такой громкости я всё равно ничего не расслышу.