— То есть ты не лесби? — всё ещё не совсем уверенно говорит Вика.
— Что ты, нет, не-ет, — откровенно вру я. — Всё это было шоу, для Сашки. Просто он обожает лесби, хотела сделать ему сюрприз. Я его так люблю!
— У тебя получилось. Ты бы видела его глаза, когда ты впервые мне лизала! Такое не подделаешь. Похоже, этот был лучший день в его жизни.
— Спасибо, что подыграла, подруга. — А про себя кричу: «Я люблю тебя, дурочка глупенькая! Неужели ты не видишь?»
— Знаешь, ты такая раскованная, ты… вы — самая красивая пара на свете. Я так за тебя счастлива! — говорит она, и у неё слёзы на глазах блестят. — И как бы он мне ни нравился, я никогда не стану между вами, никогда! Такая красота должна быть вместе…
— Ну, ты прям поэтесса! — говорю я, запихивая себе в рот жирный кусок пиццы. Я не наелась сушами, я реально не наелась. Я всё ещё голодна. Сколько же я вчера калорий сожгла?
— А есть что — то сладкое? — спрашиваю я.
— Ага, — отвечает Вика и приносит из кухни коробку конфет.
— Шоколад, — смущённо смотрю на неё. — Шоколад — это моя слабость. Я же только похудела.
— А мне это не грозит, — улыбается Вика. — Я, даже если очень захочу, не смогу набрать вес.
Я сижу и поглощаю конфеты, одну за другой, так что всё вокруг засыпано фантиками. Мне так жутко сладкого захотелось, прям не могу! А Вика смотрит на то, как я ем, и умиляется… И мне так хорошо от того, что она рядом!
Слышу звук открывающейся калитки. Вика испуганно на меня смотрит и хватается за голову.
— Что ещё? — спрашиваю.
— Бли-и-ин, Сашка ж за родаками поехал, они сейчас здесь. Он просил меня разбудить тебя и кровать убрать. — Я вскакиваю с кровати и бегло начинаю одеваться. Она одной рукой заправляет постель, другой помогает мне застёгиваться.
«Колготки, трусики… ничего не забыть, а то будет, как в прошлый раз», — подгоняю себя. Натягиваю колготки, пока Вика застёгивает на моей блузке пуговички, она такая заботливая. Так аккуратно это делает, я даже возбуждаюсь. Стоп, сейчас не об этом думать надо.
Разбросанные фантики… куда их? Рассовываем по карманам, я набиваю ими сумочку. Мы вбегаем на кухню. Я хватаю чайник с чуть тёплой водой два пакетика чая, кладу нам по две конфеты. Сразу беру одну и запихиваю себе в рот — как же мне хочется сладкого, это ужас какой-то. А это значит, скоро снова придётся худеть, но я готова сейчас убить ради шоколада.
Вика берёт в руки холодную чашку чая и давится от смеха. Открывается дверь, и в дом входят родителя Сашки, а за ними следом и он сам.
— Девчонки, познакомьтесь, это мои родители, — говорит нам Сашка, а после поворачивается к ним, как будто оправдывается. — Мою Юльку вы знаете, а это её подруга Вика.
— Очень приятно! — улыбается Вика.
— Здравствуйте! — здороваюсь я.
Дядя Вадик недовольно оглядывает свой дом, но придраться действительно не к чему: всё чистенько и аккуратненько. Здорово они тут с Викой тут всё отмыли!
— Привет, Юль! — здоровается со мной мама Сашки. — Очень приятно, Вик! — кивает она.
— Да, привет! — по-деловому говорит дядя Вадик. Он такой крутой! — И чем вы тут два дня занимались? — по-доброму улыбается он.
«Лесбос, орал, гангбанг, тройничок, футфетиш». — Я скорее под землю провалюсь, чем скажу это вслух.
— Да вот сидим тут, чай пьём, — с улыбкой отвечаю я и даже краснею от смущения.
— Надеюсь, только чай и ничего покрепче, — неудачно шутит мама Сашки, ещё сильнее вгоняя меня в краску. У меня такое чувство, что меня отчитывают. Чёрт, как же я не люблю вот так сидеть и краснеть! В такие моменты хочется провалиться под землю. С ужасом представляю, что будет, если нам придётся жить в одном доме с его родителями — это же не моя мамка. Меня съедят заживо!
Трясущимися руками беру чашку и делаю безвкусный глоток холодной воды с мокрой, не заварившейся заваркой. Слава Богу, в пакетики добавляют красители, и вода хоть чуточку окрасилась, но по вкусу это всё та же вода из крана, только с земляничным ароматизатором. Вика смотрит на меня и едва сдерживается от смеха, ей весело, а я, видать, уже красная, как светофор, дальше краснеть некуда.
Нужно срочно накраситься. Где моя тоналка? Тянусь к сумочке и в ворохе конфетных обёрток нахожу свою косметику, но не могу заставить себя начать сейчас краситься. Меня буквально сковывает обстановка.
— А что, больше никого не было? Вы втроём тут были? — интересуется дядя Вадик. Мне кажется, он что-то заподозрил, но виду не подаёт.
Сашкин отец подходит к холодильнику, ставит свою сумку на стол и разгружает из неё продукты.
— Пап, мам, — говорит Сашка. — Девчонкам уже домой пора, нужно к завтрашним урокам готовиться.
— Да что, вы! — одёргивает его мать. — Подсидите ещё немного, пообщайтесь. Вечером их домой отвезёшь.
— Нам, правда, пора, — дрожащим голосом говорю я. Во рту от этой брехни пересохло. Я всё время вынуждена улыбаться и врать.
— Вот видишь, Вадик, — говорит мама Сашки своему мужу. — Не надо было нам приезжать, пускай бы молодёжь пообщалась.
— Да вы здесь ни при чём, — говорю я. — Мы уже и так собирались… — Надеюсь, я опять не сказанула какую-то глупость. Просто под этими взглядами я ничего умного сказать не способна. Чувствую себя провинившейся.
— Па-ап, а можно, я машину возьму, до города их докину… А то отсюда выбираться.
— Конечно, Саш, развези их по домам, — ухмыляется дядя Вадик. — Эх, везунчик ты! Такие красотки тебя окружают! Мне бы твои годы!
— Спасибо, — умиляюсь я и смотрю на Вику. Отец Сашки по-доброму подмигивает нам в ответ.
Мы быстренько одеваемся. На всякий случай я выливаю чай в раковину и выбрасываю в мусор холодные пакетики. Мы выходим во двор и садимся в машину, и тут Вику прорывает, и она начинает ржать.
— Ну, ты даёшь, Мелкая! — у меня уже нет сил просить их не называть меня «Мелкая». Так обидно, что они меня не слушают, и всё время повторять приходится.
А Вика продолжает:
— Саш, ты видел? Она налила холодной воды в кружки и поставила туда пакетики чая — типа, мы чай пьём. Она его даже пила.
Я краснею, не знаю что сказать, пока Вика и Сашка надо мной смеются. Мне так обидно, я хотела как лучше, а это уже какой-то злой смех с обзывательствами.
— Ну, прости, прости Юлечка, — вдруг начинает сюсюкать со мной Вика.
— Мне обидно, что вы надо мной смеётесь, — надуваю губки я. — Называете меня «Мелкой».
— Так ты Мелкая и есть, — говорит Саша. — Ниже меня, ниже Вики.
— Я почти метр семьдесят. На каблуках я не намного ниже тебя.
— А я на каблуках выше, — улыбается Вика. — Ну-у, не обижайся. — Она обнимает меня и целует в щёку. — Это же безобидная шутка.
Делаю вид, что всё ещё обижаюсь на неё, лишь бы и дальше оставаться в её объятиях. Мне так приятно через одежду чувствовать прикосновения её груди, её идеального тела! Смотрю на Вику, на её лицо и скулы, подбородок, разрез глаз и ресницы, и лоб и линию волос, ушки. У неё такие ушки! Это, наверное, не понять тому, кто не влюблён.
А я люблю каждый миллиметр её тела, каждый волосок, каждую морщинку (если у неё, конечно, есть морщины; просто я пока не замечала). Люблю её руки и длинные пальцы с простеньким маникюром. Вспоминаю, как делала ей педикюр, и внизу становится горячее. Я влюбляюсь в неё с каждой секундой всё сильнее, я хочу её прямо сейчас. Любуюсь её губами. Они не такие пухлые, как мои собственные, но такие чувственные и слегка приоткрытые. Обожаю её язычок, мне нравится чувствовать его у себя во рту. Мысли об оральном сексе и поцелуях заставляют меня постоянно сглатывать. Не хочу расставаться с ней даже на пару часов, хочу постоянно быть рядом. Просто быть, ничего не надо — ни поцелуев ни секса, просто сидеть рядом с ней и держать её за руку. Хочу, наконец, насытиться ею.
Как жаль, что она девушка! Нас никогда не поймут. Нас будут считать ненормальными. Только сердце, оно не слышит аргументов, оно желает любить, оно мечтает быть любимым, оно любит и не выбирает. А я, моя голова, руки, ноги, всё моё тело ему подчиняется. Чёрт, ну что со мной не так?!