Выбрать главу

Мири принадлежала Блэку. Возможно, она всегда принадлежала Блэку.

Она определённо никогда не принадлежала ему, Наоко.

А теперь, после того, что он сделал, с Мири всё бесповоротно кончено.

Мысль заставила его содрогнуться, в этот раз мучительно и резко. Он отвернулся от светлых, двухцветных глаз видящего, ощущая боль в груди.

— Ты шутишь, верно? — произнёс Даледжем ещё холоднее.

Он поднялся на ноги, и его светлые глаза источали настоящую злость — может, впервые.

— Пожалуйста, скажи мне, что ты шутишь… или пытаешься добиться от меня какой-то реакции, брат вампир. Потому что вопреки тому, что ты говорил ранее, я правда думал, что ты вешаешь мне лапшу на уши… пытаешься, во всяком случае… утверждая, что ты веришь, будто Мири «понравилось», что ты сделал с ней той ночью. Мне было бы ненавистно считать тебя полным идиотом, Ник. Мне было бы ненавистно думать, что ты действительно настолько тупой и неадекватный, чтобы верить в нечто настолько мерзкое. Но именно таким будет мой вывод, если ты задавал этот вопрос совершенно искренне.

Тишина.

Эта тишина ощущалась иначе, чем другие молчаливые паузы ранее.

Почему-то она ощущалась более тяжёлой, омертвевшей.

Как чёрная дыра, куда ничто не могло проникнуть и ничто не могло выбраться.

Когда Наоко так ничего и не сказал, видящий щёлкнул себе под нос. Этот звук содержал в себе столько нюансов, что мог служить самостоятельным языком.

— Как думаешь, почему я держу тебя здесь, брат? — произнёс видящий. — Почему, бл*дь, я притащил тебя сюда? Именно в это место?

— Я даже не знаю, что это за место, придурок…

— А какое имеет значение? — перебил видящий. — Ты за пределами цивилизации, Ник. Тебе здесь некуда идти. Некуда бежать… здесь, во всяком случае.

Наоко нахмурился.

Это правда, он не слышал и не видел здесь каких-то признаков человечества. Он мельком видел деревья за окнами. Он видел снег.

Большую часть времени он видел это. Четыре деревянные стены. Окна, занавешенные плотными шторами. Деревянный пол, застеленный грубыми ковриками, или тёмно-синими, или красными.

Где он, серьёзно?

Почему видящий ему не говорил? Это очередная игра с разумом? Видящий пудрил ему голову любым возможным способом?

С чего бы ему это делать?

Зачем, во имя Господа, видящему делать это всё?

Смотря на Даледжема, он наблюдал, как напрягается этот длинный подбородок, а светлые глаза отражают огонь костра.

— Неважно, где именно ты находишься, Ник, — нетерпеливо произнёс видящий. — Тебе лучше не знать.

— Почему? — раздражённо спросил Ник. — Почему мне лучше не знать?

— Потому что я знаю тебя, — парировал видящий. — Ты просто используешь это, как ещё один факт, которым можно занять свой разум. Ещё одну вещь, на которой можно помешаться.

Воцарилось очередное молчание.

В этих светлых зелёных глазах мерцали отсветы языков пламени.

Видящий выразительно пожал одним плечом.

— Для Блэка мы вне досягаемости, — просто сказал он. — Это всё, что важно для нас обоих в данный момент. Над этой хижиной я построил конструкцию, которая должна нас уберечь. Мне пришлось не спать больше недели, чтобы сделать это, плюс ещё несколько недель, чтобы укрепить её и усовершенствовать, и всё это время приходилось закрывать щитами твоего питомца Солоника и себя самого… но я справился. Думаю, даже Ярли сейчас не сумеет нас найти. Или Мирин дядя Чарльз.

Видящий бросил на Наоко суровый взгляд.

Затем он посмотрел в сторону огня.

— К этому времени, — добавил он, — они вообще могли перестать искать…

— Зачем? — раздражение просочилось в слова Наоко, но даже он сам слышал в своём тоне нечто большее. — Зачем, чёрт подери, ты это делаешь? Почему просто не убил меня? Я ожидал этого. Я знал, что он сделал бы это. Нельзя сказать, что кто-то будет оплакивать меня крокодильими слезами, бл*дь…

— Поэтому ты так поступил? — спросил видящий. — Самоубийство, только руками Блэка?

Наоко моргнул.

Его челюсти напряглись.

— Может, мне просто было всё равно, — сказал он. — Может, оно того стоило.

Когда на другого это, казалось, не произвело никакого впечатления, и Даледжем даже не потрудился ответить, Наоко почувствовал, как этот жар опять подкрадывается к его груди, душит его, хоть он и не нуждался в воздухе.

— Почему ты делаешь это? — прорычал он. — Ты собираешься мне сказать?

— Я сказал тебе, Ник, — Даледжем не поворачивался к нему. — Я не имею привычки повторять свои слова. Особенно тому, кто явно в этом не нуждается. Я сказал тебе, почему. В самый первый день, в самый первый час, когда ты очнулся, я тебе сказал.