— Приветствую тебя, колдун, — нарушил витающее в воздухе молчание, Айзек. — Что ты можешь сделать с этим?
Он повернулся спиной, выставляя напоказ свои скованные крылья. Оковы уже как будто вросли в плоть, и на коже отчётливо виднелась сеть чёрных, пульсирующих прожилок.
Дело явно было плохо, однако «мира» прищурился, и через мгновение произнёс:
— Кое-что сделать можно. Но в скором времени утрата всё равно неизбежна. Мне очень жаль.
Айзек всё ещё стоял спиной к наблюдателям, поэтому выражения его лица они не увидели. На мгновение его губы и веки сжались в болезненной гримасе, источающей невыносимую скорбь и печаль. Он предполагал подобный исход, но всё равно не был готов услышать подтверждение своим догадкам.
Совладав наконец с эмоциями, он развернулся к колдуну. Его лицо разгладилось и было совершенно спокойно, будто и не искажалось буквально секунду назад под давлением горестной новости.
— Ну что же, делай что можешь, — ответил Айзек безжизненным голосом.
* * *
Когда что-либо делают руки мастера, это довольно часто не выглядит как-то особо эффектно и красиво. Напротив, зачастую это выглядит буднично и обыденно. Движения его руки просты и незатейливы, без всякой вычурности, без лишней суеты; и в то же время они точны и совершенны. Видимо поэтому говорят, что рука мастера легка.
Едва только начавшись, всё сразу же и закончилось. Айзек даже не сразу понял, что его крылья свободны.
— Уже всё? — удивился он, расправляя плечи.
— Это всё. Дальнейший процесс я не в силах остановить, но могу лишь затормозить его слегка, — кивнул «мира». — Или же, есть другой выход.
— Благодарю и на этом, — вздохнул Айзек.
— Быть может лучше сделать это сейчас? — ответил на это «мира». — Другого выхода у тебя всё равно не остаётся.
Лицо Айзека исказилось, однако он совладал с собой и ответил спокойно:
— Тот «выход» который ты предлагаешь, для меня неприемлем. И тебе прекрасно известно об этом.
— Как знаешь. Это дело твоё, — пожал плечами колдун. — Что ж, моя работа здесь завершена, прощай.
— Прощай, — выдавил Айзек не оборачиваясь.
— Постой-ка, — вдруг обернулся он, когда колдун был уже у самых дверей. — Мне нужно снотворное для этого раба, его сон слишком беспокойный и его бормотание раздражает меня, — Айзек кивнул в сторону Борнаса, всё ещё пребывающего в отключке.
— Я могу «успокоить» его на двое суток, без особых последствий для его организма, — ответил «мира». — Или же на семь суток, но тогда его тело бесповоротно ослабнет.
— На двое суток будет достаточно, — кивнул Айзек. — Он мне ещё пригодится.
Через некоторое время Борнас безмятежно спал, так и не придя в себя после удара головой, а полная вопросов Эйко закрыла дверь за колдуном, однако глядя на Айзека, быстро осознала, что ответов всё равно не получит, поэтому молча отправилась в душ.
* * *
Вода смывала страхи, печали, грусть. Вместе с грязью и потом, водные потоки уносили с собой усталость, накопившуюся за последние несколько дней. Несколько беспокойных дней, которые бесповоротно изменили направление её жизни.
Можно было наконец не думать ни о чём. Она наконец позволила себе маленькую передышку. Они обе позволили себе.
Тёплые прикосновения бурлящей жидкости были настойчиво нежны. Словно объятия, сжимающие крепко, но вместе с тем приносящие успокоение.
Сквозь шум воды она уловила тихие голоса. Женские и мужские. Знакомые и незнакомые. Эклипсо было плевать. Она не собиралась никуда бежать, впрочем из душевой кабинки особо бежать было и некуда. Но и выяснять источник голосов она тоже не собиралась, и продолжала стоять под горячими струями.
Благоухание неизвестных трав.
Пульсация разгорячённой крови в венах.
Безмятежность.
Её внутреннее озеро. Тихое. Спокойное. Родное. Покидать его совершенно не хотелось, как и множество раз до этого. Но и оставаться здесь надолго она тоже не могла.
Казалось, что прошли тысячелетия, прежде чем Эклипсо открыла глаза и вышла из душа.
Айзека в комнате не оказалось. Борнас мирно посапывал у стены, скрутившись на подложенном под тело одеяле. Забавно, она не могла припомнить, чтобы кто-то из них подкладывал ему одеяло.
На столике, возле кровати, благоухали разнообразные блюда и фрукты, и услышав урчание в желудке, она только сейчас осознала, насколько сильно была голодна. Но первым делом она налила себе вина в небольшую чашу, и тут же с жадностью осушила её. Некоторые блюда были незнакомы Эйко, но ей было всё равно, и наконец насытившись, она откинулась спиной на кровать, прикрыла глаза и захотела произнести что-то вроде: «Как же это, дьявол побери, прекрасно!». Но так как рот её всё ещё был набит едой, вместо желаемой фразы из её чрева вырвалось лишь чавканье, вперемешку с довольным постаныванием.