Навигатор молчит. Вместо него говорит Эредин:
— Мы теперь в одной лодке — во всех смыслах, как ты успела заметить. И тебе важно сразу уяснить, кто у кого на побегушках с этого момента.
Цирилла позволяет себе презрительный смешок.
— Кто у кого? — переспрашивает она и поворачивается к Королю. — То есть, я у тебя?
— Ты у меня, — терпеливо подтверждает эльф.
Девушка беззвучно открывает рот, оскорбления уже готовы сорваться с её губ, но застревают где-то в горле. Эредин предугадывает агрессию и предупреждающе кладет палец на её покусанные губы, вынуждая молчать.
Ласточка дергается, уворачивается. Эредин не должен так прикасаться к ней! Это слишком… слишком близко. Она пятится назад и встречает спиной Карантира. Навигатор снова поддевает пальцы под двимеритовый ошейник и цепко удерживает ведьмачку.
— Знаешь, какая принципиальная разница между вами двумя? — Эредин пользуется обездвиженностью Ласточки и подходит ближе. — Карантир вобрал в себя всё лучшее от эльфов и стал результатом непрекращаемого труда магов, генетиков и ведунов. В его крови сокрыта формула идеального навигатора, которая могла бы так и остаться всего лишь генетическим материалом. К величию Карантира привело его собственное упорство и непоколебимая вера в силу народа Aen Elle. Твое же величие, Zireael, это всего лишь фальшь. Отвратительная ложь. Случайность. Недоразумение, которое произошло по вине твоего обожаемого ведуна.
— Мне плевать, — говорит Зираэль, и голос её дрожит от обиды, а не от злости.
Эредин пропустил её слова мимо ушей.
— Но мы умеем учиться на своих ошибках. Никто не допустит, чтобы могущество Aen Hen Ichaer было потеряно еще раз. Ты, моя Ласточка, дикий звереныш, недолюбленный сородичами, недоласканный матерью, будешь принята домой.
И он снова кладет руку на её горячую щеку, мягко убирает прядь за ухо — круглое и не красивое по меркам эльфов. Вопреки обиде и ненависти, что клокотала в котле незнакомых чувств, Цирилле понравилось ощущение его прохладных пальцев на своей коже. Эредин видит, что в этот раз ведьмачка не воспротивилась, и нежно охватывает её лицо обеими ладонями. Склоняется низко к замершей девушке, шепчет у самых губ:
— Дома все свои. А своих мы не обижаем, — Эредин касается её разбитой губы своим горячим дыханием. — Разве что иногда. В случаях особой непокорности.
— Мы позаботимся о тебе, — вдруг произнес Карантир, который до этого лишь молчал.
Эредин отпускает её лицо, и Ласточка возвращается взглядом к навигатору. Его глаза все еще светятся неестественной синевой. Он тянется к ней, оборачивает руку вокруг тонкой талии и осторожно притягивает к себе. Цири упирается руками в его грудь, собирается закричать, но ладонь эльфа плотно прижимается ко рту и не позволяет издать ни звука. Ласточки мычит, брыкается, с ужасом ощущает, как рука эльфа, сначала довольно прохладная, становится невыносимо ледяной.
— Шшш… — шепчет он, — потерпи.
И боль проходит столь же мгновенно, как и началась. Карантир убирает ладонь, и Цири прикладывает палец к своим обожженным холодом губам. Раны больше нет.
— Как?… — запинается она и умолкает. Потому что в этот миг глаза навигатора теряют ослепительную яркость, и он без предупреждения целует её прямо в исцеленные уста.
Холод останавливает все мысли в голове Зираэль, делает их вязкими, сковывает коркой страха здравый рассудок. Она отвечает на внезапную ласку, не отстраняется от Карантира. Он сам выпускает Ласточку из рук после обжигающего, тягучего поцелуя, и та ошеломленно смотрит на него. Но совсем недолго — уже другие руки порывисто обхватывают Зиреаэль, прижимают к твердой груди и запрокидывают вверх серебристоволосую головку. Её губы сами раскрываются, потому что того хотят натянутые мышцы тонкой шеи. И другие уста — теплее и мягче, чем у ледяного мага — приникают к её раскрасневшемуся рту.
Волосы Эредина падают густым занавесом, закрывают Ласточку от света, погружают во тьму, словно в черные воды океана. Она отвечает королю также послушно и безропотно, как и навигатору. Его руки безнаказанно ложатся на едва округлившуюся грудь, находят под тканью рубахи затвердевший сосок, и Цири ощущает, как в их поцелуй пробирается довольная улыбка Эредина.
Укол стыда больно ранит её гордость. Но уже скоро Цирилла перестает об этом думать — она сильно вздрагивает от нового холодного прикосновения. Тонкая белая шея ведьмачки, не защищенная ни воротником, ни прядями волос, оказывается целиком доступной для другого эльфа, пока первый удерживает её голову запрокинутой вверх. Карантир то щекочет кончиком языка, то смыкает холодный рот на голубой венке, что диким пульсом бьется под кожей. Цири растерянно тянется рукой к Эредину, но на полпути ладошка замирает и ложится Карантиру на плечи, желая не то оттолкнуть, не то притянуть поближе.
Ей холодно и жарко одновременно. Карантир тянет её рубаху, заправленную в брюки из мягкой кожи. Сырость вместе с руками навигатора проникают под одежду, мышцы живота судорожно напрягаются от холодного прикосновения, соски болезненно каменеют. Инстинктивно она пытается отстраниться, но король улавливает этот порыв и лишь крепче прижимает девчонку к навигатору.
Шейные позвонки протестуют против длительного напряжения, и Ласточка жалобно всхлипывает. Тогда Эредин проявляет милосердие, отпускает волосы ведьмачки, и та, наконец-то, роняет голову себе на грудь. Дышит тяжело, терпит боль в затекшей шее, пока король проникает ладонями под блузку. Руки обоих эльфов — жар и холод — встречаются на её теле. Их прикосновения жадны к каждому участку шелковистой кожи. Пальцы Карантира впиваются в её ребра, теплые ладони Эредина находят свое место внизу плоского живота ведьмачки. Отстраниться от одного из них означало крепче прижаться к другому, и Ласточка не могла решить, чьи ласки сильнее сводят с ума.
— Отпустите меня, — чуть слышно шепчет Цири, не поспевая за смелыми прикосновениями эльфов. Стоит ей накрыть ладонь Карантира, чтобы приглушить острое удовольствие от касания холода к груди, как приходится ежится от приятного тепла эльфских губ на обнаженном плече.