Поначалу Ишпакаем двигали лишь мотивы военные, — в глазах меотов ни одно нападение на скифов, на должно оставаться безнаказанным. Скифский вождь даже был готов пощадить город, — если ему заплатят большой выкуп и вернут всех пленников живыми и невредимыми. Но вскоре скифы вышли к берегу лесной речушки с черной водой. На её берегу была обширная утоптанная площадка, очищенная от всякой растительности. Здесь виднелись следы нескольких кострищ, окруживших массивный черный монолит, который как показалось скифам, зарос бурым мхом. Но подойдя поближе они поняли свою ошибку, — могучий камень весь залит кровью, кое-где еще не просохшей и влажно блестевшей в редких солнечных лучах, пробивавшихся сквозь толщу веток и листьев. В самих кострищах лежали обгорелые кости, в воздухе еще витал запах паленого мяса. Еще больше костей было разбросано по всей поляне, — старых, потемневших, трухлявых и совсем новых белых, с остатками кожи и мяса. На некоторых из костей скифы с содроганием различали следы зубов, — и не только звериных.
Но самое страшное зрелище скифы увидели когда обошли монолит с другой стороны. К реке он видимо был обращен своей лицевой стороной, — здесь горел самый большой костер. А еще перед ним возвышалась настоящая пирамида из черепов, — сотен людей некогда принесенных в жертву болотным богам. И на самой вершине этой страшной пирамиды виднелись одиннадцать голов — девять мужских и трое женских. Словно насмешку на каждой из жертв были оставлены все её украшения, волосы запрядены в скифскую прическу. Большие трупные мухи уже вились над этими головами и невыносимый смрад гниения разносился по поляне..
Кочевники не тратили слов на пустые слова и рыдания, — по приказу Ишпакая они собрали в одну кучу останки своих товарищей, и обвалив их хворостом подожгли. А затем стоя пред костром каждый из скифов поклялся на своем мече, богам войны и Грозы — Вайу и Папаю, что вырежет всех жителей Пшидыохабля, а сам город разрушит до основания. Дело было конечно не в жестокости нападавших, — в конце концов и скифы пили кровь поверженных врагов, делали чаши из их черепов и полотенца для рук — из скальпа. Но это были именно скифские обычаи, никому из презираемых ими оседлых племен не было позволено поступать так с гордыми воинами степей. Тем более есть их мясо, — сама мысль о том, что тела убитых пожирали, словно убитых оленей или сайгаков, почему-то казалась Ишпакаю особенно оскорбительной.
Выйдя наконец к проклятому городищу скифы, увидели, что их там уже ждали. Было ли тому причиной магия, либо просто кто-то из меотов нашел способ пробраться к Пшидыохаблю и предупредить об опасности? Как бы то ни было, перед широким рвом выстроились шеренги воинов, одетых в панцири, с круглыми щитами и длинными стальными мечами. Вождь скифов понял, что это и впрямь был народ, сильно отличающийся от всех остальных меотов, — уже по тому как он наступал, безукоризненно держа строй, было видно наследие военной науки цивилизованного народа. Внешне они напоминали меотов, но их кожа была немного светлее, а черты лица выдавали примесь некоей другой крови. Разумеется Ишпакай, родившийся в диких заволжских степях, ничего не знал о наследии великой Атлантиды, но и он понял, что этот бой будет сильно отличаться от всех других.
Не дожидаясь, когда враги подойдут поближе, Ишпакай приказал стрелять. Прирожденные лучники, скифские воины раз за разом обрушивали на врага целые тучи своих стрел с листовидными наконечниками. Несмотря на доспехи и щиты оборонявшихся лучники с необычайном искусством находили малейшие прорехи в их защите. Немало солдат противника рухнули наземь, с стрелой в горле. Жители Пшидыохабля попытались дать ответный залп, но и по дальности и по меткости их луки существенно уступали скифским. Все таки их было гораздо меньше, чем скифов и стрельба кочевников делала шансы еще более неравными.
Песчаный мыс был достаточно длинным и скифы могли себе позволить отъезжать дальше, по мере приближения врагов, продолжая поливать их стрелами. Наконец, когда Ишпакай решил, что враги отошли далеко от городища, он решил что час настал.