— Тафу! — позвал Джон лесную знахарку. — Пока она не окрепнет, ничего ей не рассказывай. Ну, пожалуйста! Я её знаю, она что-нибудь как выдумает. И ещё, Ункаса пока к ней не пускай и волков, пожалуй, тоже.
«Я не умею врать, Джон Брукс!», — мысленно резко ответила хатка.
— А ты не ври, просто молчи. Отвлекай её от разговора с Ункасом. Потом она, конечно, всё узнает, но это уже мои проблемы.
Благодаря помощи охийцев, азаронцы крепли на глазах, особенно дети. Люди уже не были такими бледными и оборванными, они с удовольствием пошили себе новые одежды и каждый день пекли пышные пшеничные лепешки, запивая их парным молоком.
— Откуда у тебя молоко, Тафу? — слабым голосом спросила Мариэль. — Оно ведь только что сдоенное.
«Ты пей не напрягайся, тебе ещё рано волноваться. Молоко достал твой брат, потом спросишь у него где. А пока молчи. Всё хорошо. Самое страшное уже позади, скоро ты встанешь на ноги. Из азаронцев никто не пострадал, они поправились, и скажу тебе, очень даже счастливы. Ты справилась, моя девочка!», — ответила заботливая Тафу.
Мариэль была ещё очень слаба, исхудавшая и бледная. Черные круги легли у неё под глазами. Уже второй раз за все время её жизни в этом мире, Тафу вытаскивала её с того света, выхаживала, кормила её с ложечки как маленькую. Как и просил её Джон, хатка никого не пускала к Мариэль, останавливая на пороге уже не в первый раз рвущегося к ней Ункаса и в который раз повторяя ему мысленно, что к госпоже нельзя. Споря с начальником азаронских ястребов, Тафу не заметила проскользнувшую в комнату серую тень.
Мариэль почувствовала, как в её ладонь уткнулся мокрый нос. Она открыла глаза и встретилась с желтыми глазами волка. Легкая улыбка тронула её губы — «Спасибо, я рада, что с ним всё в порядке. Я знала, что Орланд не обидит моего сына. Продолжайте оставаться там. Ждите меня».
Волк так же бесшумно выскользнул, как и вошёл.
Мысли о сыне помогали ей выздоравливать быстрее и спустя несколько дней, она сама потребовала позвать Ункаса.
— Не надо пугаться моего вида, Ункас, у меня уже достаточно сил, чтобы выслушать вас. Ваше хмурое и озабоченное лицо настораживает меня, — обратилась она к начальнику азаронских ястребов.
— Нет, в Новом Азароне все в порядке. Люди сыты, одеты и довольны. Ваш брат …
И он все ей рассказал. О поездке Джона в Охию, об обозах с помощью и как его усиленно не пускали к ней.
— Сегодня я даже хотел отдать приказание своему отряду ворваться к вам силой, вы должны знать об этой ситуации с охийцами и вашим идейным братом.
После долгого размышления Мариэль, наконец, произнесла:
— Ясно, что Джон хотел как лучше, просто он ещё плохо знает азаронские законы. Я ещё поговорю с ним. Будьте готовы отправиться через несколько дней в Охию вместе со мной. Что вы говорили о королевских сокровищах?
— Они надежно спрятаны у правителя хатов.
— Отправьте за ними. Здесь им уже ничего не угрожает, придется взять часть золота и заплатить охийцам.
— Всё будет исполнено госпожа! — ответил удовлетворенный Ункас.
— «Тафу, Тафу, маленькая заговорщица!», — позвала Мариэль её в мыслях.
«Мы просто оберегали тебя, до поры до времени и твой брат оказался прав. Это того стоило!», — ответила хатка.
— Все равно завтра я обязательно поговорю с ним!
На следующий день Джон сам пришел к ней без приглашения, до него уже дошли слухи о её распоряжениях.
— Ну, начинай! Я готов выслушать все твои упрёки! — раздраженно проговорил он.
— Джонни, я не упрекать тебя собираюсь. Просто пойми, скоро азаронцы наедятся хлеба и поймут, что их независимость пустое слово, и они зависят от подачек охийцев, тех с кем недавно воевали, почувствуют себя жалким, обездоленным народцем. Это для себя я могу попросить Вааса о помощи, а люди начнут чувствовать себя униженными своей беспомощностью, такой уж у азаронцев менталитет. Голод заглушил их гордость и то временно. Законы Азарона не позволяют показывать никому свою уязвимость хоть в чём-то. Они всегда были гордым и независимым народом, я не хочу, чтобы люди потеряли уважение к себе. Мы заплатим охийцам, возьмем часть сокровищ Сиязары, хотя до этого их берегли как реликвию и не тратили, но сейчас мы обязаны немедленно рассчитаться с Охией, чтобы азаронцы были уверены, что это не милостыня, а честно приобретенный товар.
Джон непонимающе покачал головой и обреченно махнул на неё рукой.
— Делай что хочешь, тебя не переубедить! Я старался для всех! — сказал он явно сильно огорченный и направился к двери.