— А эти, Атагок, Анна, какие?
— Ай, Ёшка, будешь кочахчи ловить, сам увидишь какие. Поймаешь и посмотришь, — задирая кверху черную скобку бороды и обнажая в улыбке белые зубы, отозвался Балакеши. Яков подумал, что с такой физиономией, как у Балакеши, можно стать главарем любой группы контрабандистов.
— Ай, Балакеши, — вмешался Барат. — Зачем говоришь: «Поймаешь»? Вместе будем ловить! Один Ёшка, один Балакеши, один Барат никого не поймают. Все вместе поймаем!
— Поймаем, Барат, поймаем, — согласился Балакеши. — Завтра начнем ловить. Шарапхана — в один карман, Чары Ильяса — в другой. Только, Барат, хоть и любишь ты шашлык, не ходи сегодня к роднику Ове-Хури: там Чары Ильяс с Шарапханом шашлык будут жарить, в кости играть. Проиграешь бичак, чем будешь в зубах ковырять?
Глаза Барата сверкнули гневом, но он сдержался, ответил спокойно:
— Не могу, дорогой. Так люблю шашлык, бичак не пожалею. Пойду хоть с Шарапханом поем. У нас не поешь скоро: жди, пока Балакеши или Ёшка из новой винтовки козла убьют.
Дружный хохот заглушил его слова. Нужно было что-то предпринять, чтобы эти, пока еще добродушные препирательства не переросли в ссору. Товарищи Якова по бригаде, люди прямые и суровые, не терпели бахвальства. Надо было как-то обратить все в шутку.
— Ай, Барат, — с веселой беззаботностью проговорил Кайманов. — Пойдешь играть в кости с Шарапханом, передавай привет. Скажи, Ёшка на границу пришел, старый долг хочет вернуть.
— Скажу, Ёшка, скажу. Увижу Шарапхана, сам за тебя долг верну.
Барат внезапно замолчал, так и остался с открытым ртом, увидев что-то на дороге. Яков обернулся. Ловко орудуя лопатой, Ольга засыпала ямки мелкой щебенкой.
— Оля! Ну что ты делаешь? — Подскочив к ней, он почти выхватил лопату из ее рук. — Тебе же нельзя и двух килограммов поднимать!
— Я потихонечку, — виновато произнесла Ольга. — Скорее закончим, в поселок поедем.
Яков хотел сказать, что двумя-тремя совками щебенки дело не продвинешь, но, подумав, пришел к выводу — Ольга права. Сам он чувствовал себя здесь как рыба в воде. Тут и товарищи, и работа, и охота за горными козлами, а иногда и за контрабандистами. Чего еще можно желать мужчине? А каково женщине, к тому же на сносях, целыми днями быть одной среди мужчин, спать в палатке, готовить пищу на костре, не слышать ни одного родного русского слова?
— Ай, Оля-ханум! — воскликнул Барат. — Ты — наш начальник. Скажешь сейчас домой идти, построимся и с песней на Дауган пойдем. Только подожди немножко, джанам. Барат к роднику Ове-Хури сходит. Самого Шарапхана на шашлык принесет, тогда пойдем.
— Да я что, я, как все, — совсем растерялась Ольга.
— Спасибо, Оля. Терпеливая ты у меня. Ну потерпи еще дня два, а там под настоящую крышу попадем.
До самого ужина продолжались разговоры о контрабандистах, знаменитых главарях носчиков, о хозяине кочахчи Таги Мусабек-бае. Яков чувствовал, не зря его товарищи смакуют эти истории. Все, о чем говорилось, было их жизнью: тропы контрабандистов проходят не где-нибудь, а здесь, в этих горах, по соседству с местом работы. И еще одно подметил он. Видно, в самом деле хитрый Балакеши испытывал его. Требовалось как-то ответить на незлобивые подшучивания старого бригадира. Он прикидывал в уме, что бы такое предпринять, но ничего не мог придумать. И вдруг придумал. В карьере у склона горы подрывник бригады Савалан закладывает в шпуры заряды аммонала, время от времени кричит, чтоб не подходили, поджигает шнур и убегает в укрытие. Раздается взрыв, летят камни. Снова появляется Савалан, начинает долбить гору, закладывает очередной заряд. Как раз то, что нужно.
— Эй, Барат, — позвал он друга и шепотом, так, чтобы никто, кроме него, не услышал, попросил: — Пойди в палатку, возьми и припрячь немного аммонала, кусочек шнура. Вечером комедь будем делать.
— Ай, Ёшка, ай, молодец! — обрадовался Барат и с таинственным видом отправился выполнять поручение.
Улучив момент, Яков подошел к Ольге:
— За ужином недалеко от палатки будет взрыв, не пугайся!
— Целый день взрывы, Яша. Чего ж ночью-то взрывать?
— Надо, Оля, надо...
Наступил вечер. Хорошо после работы умыться родниковой водой, потом плотно поужинать. И не какую-нибудь бурду есть, а настоящий вкусный суп и не менее вкусную кашу, приготовленные настоящей хозяйкой. Ольга хорошо готовит. С шутками и прибаутками рабочие усаживались вокруг костра. Яков подмигнул Барату, обратился к председателю ТОЗа:
— Эй, Балакеши, я все думаю, как кочахчи ходят по горам и нас не боятся? Мы ведь можем их поймать! А? Как думаешь? Теперь ведь у нас и винтовки есть.
Узкие глазки Балакеши засверкали любопытством: неужели и правда разговорами запугали Ёшку?
— Как им бояться? — ответил он неопределенно. — Бойся не бойся, а идти надо. Не захочет кто идти, Таги Мусабек-бай все равно заставит.
— А скажи, Балакеши, бывало так, что кочахчи на рабочих нападали?
Яков делал вид, что откровенно трусит.
Балакеши смотрел на него с удивлением, а тощий Савалан — подрывник бригады — даже есть перестал: что, мол, такое с Ёшкой?
— Ай, Ёшка, — с оттенком едва скрываемого презрения сказал Балакеши. — Русские говорят: «Ворона куста боится». Я не думаю, что ты такой!
— Кочахчи, наверное, могут и бомбу бросить? — продолжал Яков.
По его знаку сидевший поодаль Барат незаметно поджег шнур.
— Какую бомбу? Кочахчи костер увидят, сами бегут куда глаза глядят.
За палатками всплеснулось пламя. Рвануло так, что в ушах зазвенело. В ручей посыпались камни. Один из них на излете ударил Якова в спину. «Перестарался чертов Барат».
— В ружье! — громко крикнул Кайманов.
Все вскочили. Савалан, Мамед, Нафтали схватили винтовки.
— Ёшка, — испуганно произнес Балакеши, — бомба вот так мимо меня пролетела! Там надо искать!
— Без команды не стрелять! — крикнул Яков.
Первым не выдержал Барат. Повалился на землю и принялся хохотать так, что даже Ольга, все-таки испугавшаяся взрыва, стала улыбаться.
— Охо-хо-хо-хо! — не выдержал и Яков. За ним, поняв, в чем дело, захохотали Савалан и Мамед.
— Что смеетесь? Говорю, бомба летела... — начал было Балакеши, но, увидев обрывок шнура в руках Барата, махнул рукой: — Ай, Ёшка, лучше уж пускай надо мной смеются, чем я скажу, что ты трус...
— Не скажешь, Балакеши, никогда не скажешь. Я хочу друзьям в глаза прямо смотреть.
Оживленные и весёлые рабочие вернулись на свои места у костра.
ГЛАВА 7. СНОВА НАРУШИТЕЛИ
После ужина Барат, что-то напевая вполголоса, подтянул ремешки чарыков, плотнее запахнул куртку, подпоясался и, заткнув за пояс бичак, направился в сторону ущелья, поднимавшегося к роднику Ове-Хури. Все сидевшие у костра переглянулись.
Кайманов был доволен, что Барат так просто после всех страшных рассказов и взрыва за палаткой отправился к роднику. Спор есть спор. Иного он и не ожидал от своего друга. Придется теперь ему, Якову, добывать горного козла на шашлык. Но кто знает, что может случиться с Баратом ночью? В горах, как и в песках, вода — главное благо. Любая группа контрабандистов, зная, где расположен родник, может зайти туда напиться. А что может сделать один Барат со своим бичаком? Яков молча поднялся и, перекинув через плечо ремень винтовки, подмигнул оставшимся у костра:
— Тс-ссс... Сейчас еще одну комедь устрою. Не ходите за мной...
Он осторожно пошел за Баратом, стараясь не сдвинуть камень, не наступить на сучок. Свет костра некоторое время сопровождал его слабыми отблесками. Вскоре все поглотила темнота. Лишь постепенно глаза стали привыкать к мраку. При свете звезд и только еще поднимавшейся из-за гор луны Яков вышел на тропинку. Он слышал голос негромко напевавшего и уверенно шагавшего по камням Барата. Самый дорогой друг Кайманова не боялся ни змей, ни барсов, ни леопардов, легкой походкой поднимался все выше и выше по распадку. До Якова доносился шум осыпавшихся под ногами Барата камней, шорох веток. На миг почудилось шипение потревоженной змеи — и снова все стихло... Неожиданно просвистел сыч, ухнул филин, всплеснулся и упал хватающий за душу вой шакала. Ему ответил откуда-то издалека оборвавшийся на высокой ноте тоскливый плач. Яков невольно остановился и прислушался. Но выли, кажется, настоящие звери, хотя свист сыча показался подозрительным: так могли перекликаться и контрабандисты. Барат, по-видимому, не обратил на это никакого внимания и продолжал идти вперед. Вскоре темной стеной подступили заросли кустарника.