— Нет, нет, — заторопился Мордовцев. — Я ведь с самого утра здесь. И нагостился, и насчет сена с вашим Балакеши договор подписал, и кони отдохнули. Мы с Олей уже пообедали. Глафира Семеновна снеди мне с собой насовала целый короб! Поеду я, в город надо дотемна успеть. Все-таки погранзона...
— Как знаете. Жалко, что ехать вам надо, выпили бы, посидели, — с видимым сожалением сказал Яков. Он еще не знал, как держать себя с отчимом.
— Не раз еще выпьем. Скоро уж по-настоящему выпьем, за твоего сына или дочь. На такой праздник вместе с матерью приедем.
— Передавайте маме привет! — искренне попросил Яков. Вместе с тем что-то не нравилось ему в поведении Мордовцева, чувствовалась какая-то фальшь и в его словах, хотя видно было, что он действительно торопится.
— Прощевайте! — воскликнул Флегонт, еще раз по-родственному расцеловался с Ольгой и Яковом, лихо подкрутил ус и сел в коляску. Кони резво взяли с места и помчались размашистой рысью вдоль улицы.
Яков опустил глаза и почувствовал, как его мгновенно прошиб пот. Что за наваждение? На песке, там, где только что стоял, разговаривая с ним, Мордовцев, ясно отпечатался след маленьких, почти женских ног. Удивительно знакомый отпечаток. Точно такой же, какой видел он в гавахе Ове-Хури. Все сходится: и параллельный постав, и энергичный нажим на наружную часть ступни, и размер обуви. Только там был след чарыков, а здесь — хромовых сапог...
Задумчивый, погруженный в свои мысли, Яков вошел в квартиру. Ольга, тяжело ступая, ходила по комнате и даже не посмотрела на него. Руки ее бесцельно перебирали вещи, отбрасывали в сторону. Лицо, покрытое коричневыми пятнами, было мокрым от слез.
Чувствуя жалость к ней, досаду на себя, Яков молча выслушал ее справедливые упреки.
— Целые дни одна. Как приехали, полного дня тебя не видела. Видно, сударку завел?.. Почему дома не живешь?
Яков не прерывал ее. Какая там «сударка»? Милей и дороже Ольги нет для него женщины в мире. Вот такая она и мила ему — расстроенная, домашняя. Мысль о том, что скоро у них будет сын (обязательно сын!), наполняла Якова огромной радостью. Он пропускал мимо ушей упреки Ольги и видел только ее встревоженные глаза, знающие что-то такое, чего сам он не мог знать. Яков соглашался, что не должен так вести себя. В самом деле, жене вот-вот рожать, а его дома не удержишь. Но никогда и ни на какую «сударку» не променяет он свою Ольгу. Скоро наступит день, когда появится на свет сын, и все в поселке услышат, какой горластый хозяин у них в доме. Яков окинул взглядом квартиру, к благоустройству которой сам он не приложил еще никакого труда. С удовольствием отметил, что Ольга уже успела во многом восполнить этот пробел: до белизны вымыла полы, накрыла скатертью стол, повесила на окна занавески. Яков улыбнулся: хорошо, уютно!
— Ты еще и смеешься! — возмутилась Ольга. — Я на сносях, а ты по горам бегаешь, за людьми охотишься... Какая-то баба подошла — волчонка, говорит, родишь. Твоему мужику, говорит, человека убить раз плюнуть...
Якова как громом ударила эта «новость». Что еще за баба? Откуда только узнала о бое на границе? Видно, работает какой-то вражина. Не тот ли самый, что в день приезда с Ольгой говорил?..
— Кто тебе всякой ерунды наплел? — спросил он. — Сама видишь, на охоте был. Смотри, какого жирного мяса привез.
Ольга продолжала глядеть на мужа недоверчиво, хотя в ее взгляде можно было прочитать желание верить ему.
— Зачем ты меня привез сюда? — всхлипывая, сказала она. — Думала, в палатке живем временно, в поселке будет лучше. А тут тоже не слаще. Воды не хватает, какие-то кяризы пересохли. От солнца не знаешь куда деться...
Яков не понимал жену. Он здесь вырос, и ему казалось, что лучшего места, чем Дауган, во всем свете нет. Он привлек Ольгу к себе, осторожно обнял. Как утешить ее?! Пожила бы она летом на равнине, где и в самом деле от жары спрятаться некуда, помянула бы добрым словом Дауган. А горный воздух, а охота! Не с пустыми же руками он сегодня пришел. Правда, воды мало. Кяризы засорились, и теперь воду хоть по норме раздавай. Но если взяться всем поселком, можно и кяризы расчистить, и камышовый родник откопать. Старики говорили: когда сюда пришел Куропаткин с войском, жители кошмами и песком забили родники. А раньше воды было вдоволь. Поискать хорошенько, поработать, снова достаточно воды будет...
Успокаивая Ольгу, Яков думал: «Кто же все время путается под ногами? Кому не по вкусу, что я помогаю пограничникам? Зачем приезжал отчим? Его или не его следы были в гавахе? А если его, с кем он там встречался? Кто мог так напугать Ольгу?..»
В поселке или в ближайших аулах таился враг. Яков пока что не мог раскрыть и обезвредить его. Не прошло и двух суток, а в поселке уже узнали, что он убил контрабандиста. Пограничники не скажут: у них железный закон. Значит, когда стрелял, приметили из-за кордона, узнали его. Приметить нетрудно. Другой такой каланчи во всем поселке не сыщешь. Да и лицом на отца похож. Тот, кто лично знал Григория Кайманова, не ошибется. У некоторых «бывших» и здесь родни достаточно. Припасенная для Якова пуля может прилететь не только из-за рубежа.
Яков видел, что Ольга с тревогой посматривает на него. Она отлично научилась распознавать настроение мужа, как бы он ни хитрил.
— Охота тебе всякую ересь слушать, — улыбнулся Яков. — Завидуют бабы. У кого еще есть такой муж, как я? А? И сын такой же красивый да большой будет. Вот и злыдничают.
Он снова осторожно привлек к себе жену. Ольга в таких случаях отбивалась от него, смеясь говорила: ничего, дескать, особенного он собой не представляет; только и славы — вымахал с Ивана Великого да ест много.
Якову всегда было приятно разрушать тайную дипломатию Ольги. После первых поцелуев, которые он дарил ей совсем не из тактических соображений, она молча затихала у него на груди.
И сейчас он применил тот же испытанный способ, с тайной радостью рассматривая утомленное беременностью, но по-прежнему милое и привлекательное лицо жены, осторожно поглаживая загрубевшей на каменных работах рукой завитки ее волос, аккуратно собранных в пучок на затылке. Она глубоко и облегченно вздохнула.
— Дочку родишь, пусть на тебя будет похожа, чтобы была такая же красивая, — прошептал Яков.
— Лучше, когда дочка на отца похожа, а сын — на мать, тогда дети счастливее, — возразила Ольга.
— Что ж получится, если дочка в меня уродится? Нос крючком, глаза — буркалы. Не дай бог, еще ростом в меня возьмет, найди тогда ей жениха! Двухметрового гвардейца придется искать. — Яков поглядел на себя в висевшее в простенке, обрамленное чистым полотенцем зеркало. В зеркале отразилось волевое, подсушенное солнцем, с широкими скулами и сильным подбородком лицо. Резкий взгляд серых блестящих глаз и глубокий вырез ноздрей вислого с горбинкой носа дышали неукротимой энергией. Он знал, один его вид многим внушает страх, по меньшей мере, уважение. Но на этот раз Яков остался недоволен своей внешностью.
«Глаза выдают... как у пуганого зайца», — подумал он, хотя на самом деле режущий взгляд его светло-серых, выделяющихся на темном лице глаз никак нельзя было сравнить с заячьим. Обычно люди не выдерживали его взгляда. Стоило ему на кого-либо пристально посмотреть, человек отводил взгляд в сторону. В детстве он не замечал за собой такого. Лишь недавно сделал это открытие.
Из зеркала смотрел на него человек, словно ожидающий нападения, но прежде всего нападающий сам: столько было в его взгляде готовности к борьбе.
«Э, да что это я! — рассердился на себя Яков. — Так не то что жену, самого себя напугать можно».
— Давай-ка, Ивановна, будем обед готовить, шашлык жарить!..
Вымыв руки, он принялся резать мясо на кусочки, вполголоса напевая, всем своим видом показывая, что приготовление шашлыка сейчас — самая главная задача. На самом деле Яков сознавал, что для него уже началась долгая и трудная игра, в которой проигравший заплатит жизнью. Готов ли он к борьбе? Пока нет. Хорошо стрелять — еще не все. Надо, чтобы голова работала. Только ли договориться о сене приезжал Мордовцев? С кем он встречался? Кому принадлежит след со шрамом на пятке? Эти вопросы мучали его. Пока что Яков не решил, говорить ли о своих подозрениях Карачуну. Но ведь следы у гаваха Ове-Хури и возле дома очень похожи: та же маленькая, почти женская, нога, хотя обувь и разная. Не передали ли носчики терьяк Флегонту? Яков мог поручиться, что в коляске у Мордовцева ничего не было. Но кто знает, может, терьяк где-то спрятан и он зря отпустил Флегонта? А мать!.. Если ошибка, мать не простит. Да и сам Флегонт теперь не чужой человек...