— Сейчас еще не поздно, — бесстрастно произнес Яков.
Медленным, точно рассчитанным движением он расстегнул кобуру, положил перед Федором свой наган.
— Смерти ищешь? — вспыхнул Карачун. — Я сам себе горло давлю, а ты мне наган суешь?..
Что-то похожее на угрызения совести шевельнулось в груди Якова. Он сам растоптал дружбу, а сейчас еще и вел себя вызывающе с человеком, который не сделал того, что на его месте, вполне возможно, сделал бы он сам.
Зазвонил телефон. Вслед за первым звонком второй, третий... Карачун снял трубку. Докладывали с заставы Пертусу о том, что вооруженная группа нарушителей обстреляла наряд, прошла в глубь нашей территории. Личный состав поднят по тревоге.
Карачун стал по телефону отдавать распоряжения, а Яков, опустошенный, безразличный ко всему, продолжал стоять у окна. Он уже не думал ни о себе, ни о Федоре. В голове мелькали какие-то воспоминания, обрывки мыслей. Вспомнилось прощание с Лозовым: «Что бы ни случилось, Яша, все равно верю в партию, в наше великое дело. И ты верь». В мозгу с отчетливой ясностью вспыхнула картина: Алешка Нырок выбивает коротким шомполом патроны из барабана револьвера, комиссар заклеивает пластырем рану. «Сколько всякой сволочи возрадовалось бы, Яша, если бы ты себя убил».
С трудом понял: прорыв. Вооруженная банда идет в наш тыл...
ГЛАВА 5. ПОИСК
Машина резко взяла с места и выехала со двора комендатуры. Кайманов сидел рядом с водителем, молча следил за каплями дождя на ветровом стекле. Стеклоочиститель монотонно, как маятник, мотался из стороны в сторону, слизывал капли. Но они возникали снова и снова, сбегали вниз дрожащими, извилистыми дорожками.
Пораженный всем, что только что произошло, Яков мучительно искал объяснения случившемуся и не находил его.
«Василия Фомича нет в живых. Лозовой расстрелян, как враг народа. Имя его запятнано. Почему? Какая злая сила сразу зачеркнула все хорошее, что было сделано им?»
Тяжкие думы, как дрожащие, стекающие по ветровому стеклу капли, догоняли друг друга. Свет фар выхватывал из темноты участки дороги. «У пограничников не должно быть ни минуты замешательства или духовной слабости», — вспомнил он одну из заповедей Карачуна.
Дождь не прекращался. Черные тучи сплошь затянули небо. Слышно было, как по низинам и отщелкам с грозным гулом мчалась вода. Дорога, схваченная асфальтовым покрытием, пока сдерживала натиск потока.
Свернули на проселок. Сразу у обочины появился наряд. Старший наряда — красноармеец Ложкин.
— Товарищ командир, — доложил он. — Вооруженная банда обстреляла пограничный наряд и, воспользовавшись ливнем, прорвалась в наш тыл.
Кайманов приказал Ложкину и его напарнику сесть в машину. Подъехали как можно ближе к тому месту, где прошли бандиты. Потом минут десять шли пешком.
Луч фонаря выхватил из темноты крупную фигуру начальника заставы Черкашина.
— Товарищ Кайманов, — официально доложил он. — Ливень забил все следы. Собака не может работать.
Впервые Якову докладывали, как представителю комендатуры. Сейчас он здесь старший, полностью отвечает за успех поиска. Но что можно найти, увидеть на размытом дождем грунте? В одном месте на линии границы образовалась ложбина, будто там проволокли бревно. Понял: след взять не удастся — все смыл, все забил дождь.
Неожиданно в стороне вспыхнул свет фар. Подъехал майор Карачун с группой сотрудников комендатуры. Вместе с ними прибыл еще один инструктор со служебной собакой. Собака заметалась. Видно было, что и она не может взять след. Черкашин показал место нарушения границы.
Карачун молча прошел несколько метров вдоль границы, о чем-то поговорил со сверхсрочником Шаповалом, державшим на поводке овчарку, вернулся к ожидавшей приказаний группе командиров. В считанные минуты он должен был составить план поиска, отдать приказания всем этим людям.
— Черкашин, — негромко позвал он. — Возвращайтесь на заставу, перекройте на вашем участке линию границы. Такую же команду я дал вашим соседям слева и справа на случай отхода группы.
Не успел он договорить, как на чернильном ночном горизонте вспыхнули две сигнальные ракеты. Описав дуги и оставив в небе дымный след, хорошо видимый даже отсюда, ракеты погасли.
— Сигналят в районе военного аэродрома, — сказал Карачун. — Кажется, на этот раз дело не в терьяке... Черкашин, приступайте к выполнению задачи, — повторил он. — Кайманов, поедете со мной...
Комендант уже бежал к оставшейся внизу машине. Яков бросился за ним.
Минут двадцать ушло на то, чтобы по проселку выбраться к шоссе и доехать до аэродрома. Между домами примыкавшего к аэродрому аула сновали десятки людей в военной форме.
— Целый батальон солдат прочесывает местность, — ни к кому не обращаясь, с явной досадой проговорил Карачун. — Затопчут следы, а толку на грош...
Он не любил, когда кто-нибудь вмешивался в работу по следу. С его замечанием нельзя было не согласиться: то, что не успел сделать дождь, сделают красноармейцы. А что искать в ауле? Не для того бандиты обстреляли наряд и часового у аэродрома, чтобы потом укрыться в домах. Только по следу можно определить, куда они ушли. Тысяча неопытных людей не увидит того, что может увидеть один хороший следопыт.
Карачун и Яков вышли из машины, остановились возле группы командиров, окружавших часового. Посветив под ноги фонарем, комендант выругался: все вокруг было затоптано. Недалеко от укрытия, за которым во время перестрелки лежал часовой, валялось десятка два стреляных гильз. «Как только парень жив остался», — подумал Яков. Одно можно было сказать: группа большая; нарушители прошли гуськом, ступая след в след. Но дождь сразу все смывает. Невозможно даже определить, в какой обуви бандиты.
— Скверное дело, — негромко произнес Карачун. — Уйдут в пески, разбегутся, не поймаешь... Оставайтесь здесь, Кайманов, — приказал он. — Попытайтесь определить направление движения нарушителей. Я буду на заставе Дауган.
Медленно, как бы нехотя, наступал рассвет. Небо по-прежнему хмурилось. Сплошные темно-серые тучи низко проплывали над горами. Ни на минуту не прекращался моросящий дождь.
На тропе, ведущей от аэродрома к чуть видневшемуся вдали аулу, показался туркмен верхом на ишаке. Размахивая папахой-тельпеком, он кричал, подгоняя пятками ишака:
— Ай, лечельник! Вон там прошли бандиты, двое подходили к шалашу!
— Ты кто такой? — спросил Кайманов, когда туркмен подъехал ближе.
— Сторож я, Мурад Аман Дурды, охраняю огород. Когда шел дождь, сидел в шалаше. Собака залаяла, я вышел. В собаку стреляли, в меня стреляли, чуть не попали. Вот смотри, где были.
Молча, с упрямой настойчивостью изучал Яков тропку, которую показал им сторож-туркмен. Ничего нового. Вот только разве круглые дырки вдоль тропки. Значит, один из нарушителей шел с палкой. У Якова словно гора с плеч. Оставалось проверить: есть ли такие же дырки в других местах.
Дождь прекратился. Вскоре снова приехал на машине Карачун. Яков доложил:
— Товарищ майор, нарушители прошли здесь. Двигаются на северо-восток.
Он указал коменданту на еле заметную тропку с круглыми вмятинами с правой стороны. Карачун тут же подозвал конного пограничника, передал через него распоряжение: резервному взводу следовать за ним на машине.
— Один из бандитов опирается на палку, — не то спросил, не то подтвердил он, впервые со вчерашнего вечера взглянув на Кайманова. В этом взгляде была и благодарность, и глубоко спрятанная неприязнь, и глухая тоска.
Подошла машина. Комендант, его помощник и Яков сели в нее. Карачун приказал шоферу объехать аул: надо было найти выход следов за домами. Рядом с тропой, вдоль которой стояли высокие чинары, они снова увидели дырки от палки.
— Бандиты и не думают прятаться, — заметил Карачун. — Будто караван верблюдов прошел.
Теперь уже не было сомнения, что следы принадлежат нарушителям. Оставалось догнать банду. Казалось, сделать это нетрудно. Бандиты идут пешком, пограничники — на машине. Но след уводит в пустыню. Поднимется ветер, мгновенно высушит верхний слой песка, затянет ямки от палки, отпечатки чарыков.